Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - [60]

В условиях значительного оттока рабочей силы с производства вооружения и боеприпасов высшие органы государственной власти приняли ряд мер по ужесточению трудового законодательства. Согласно постановлению СНК СССР от 23 июля 1941 г. «О предоставлении совнаркомам республик и край(обл)исполкомам права переводить рабочих и служащих на другую работу» за отказ от обязательного перевода на другие предприятия и учреждения трудящиеся несли уголовную ответственность, установленную указом от 26 июня 1940 г. По Указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий» труженики оборонно-промышленного комплекса объявлялись мобилизованными. Установление такого правового статуса позволяло рассматривать их бегство с заводов как дезертирство, за которое полагалось от пяти до восьми лет тюремного заключения[273]. При этом дезертиры трудового фронта были подсудны военным трибуналам, что свидетельствовало о внедрении в сферу производственных отношений элементов милитаризации.

Применение Указа от 26 декабря регламентировалось подзаконными актами правительства. По постановлению СНК СССР от 3 января 1942 г. директора военных заводов обязались изымать паспорта у рабочих, сообщать в органы милиции об их самовольном уходе, передавать городским и районным прокурорам материалы для привлечения дезертиров к уголовной ответственности. Прокуроры должны были оперативно возбудить уголовное дело против обвиняемых и направить материалы в военный трибунал. Одновременно органы милиции обязались в течение пяти дней после получения постановления прокурора найти и задержать работника, покинувшего производство. Если поиск дезертира оказался безрезультатным, то правоохранительные органы отправляли прокурору соответствующую справку, на основании которой он передавал уголовное дело в военный трибунал для вынесения заочного судебного приговора[274].

В годы войны в тыловых регионах СССР практика административного и уголовного преследования лиц, совершивших дисциплинарные проступки на производстве, приобрела огромные масштабы. За это время по Указу от 26 июня 1940 г. за прогулы было осуждено около 5,7 млн чел., за самовольные уходы с предприятий – 1,1 млн чел., по Указу от 26 декабря 1941 г. за трудовое дезертирство – около 1 млн чел.[275]. В целом общая численность осужденных рабочих и служащих достигла 7,7 млн чел. Вместе с тем, значительная часть из них, очевидно, подвергалась судебному преследованию два и более раз, а также в заочной форме. В 1942 г. трибуналы войск НКВД осудили 120,3 тыс. чел., в том числе в заочном порядке – 44,4 тыс. чел. Из числа последних впоследствии было найдено 2,8 тыс. чел.[276]. В связи с широко распространенной практикой формального применения чрезвычайных указов количество реально наказанных трудовых дезертиров было существенно ниже приведенного суммарного показателя.

В восточных районах страны, где действовали сотни эвакуированных предприятий, репрессивная машина работала наиболее интенсивно. При крупных оборонных заводах создавались участки специальной подсудности, к которым относились районные суды и трибуналы, рассматривавшие дела о дисциплинарных нарушениях на производстве. В Новосибирске для завода № 153 и комбината № 179 были учреждены шесть участков спецподсудности. Ежемесячно судебно-следственные органы получали тысячи дел о прогулах и дезертирстве. По данным в 1942 г. с оборонных предприятий Новосибирской области в трибуналы каждый месяц поступали 5,0–5,2 тыс. дел, Омской области – 2,0–2,5 тыс. Следовательно, только в двух регионах Сибири за этот год в суды были переданы материалы примерно на 90 тыс. чел. Тем не менее, далеко не все правонарушители в итоге оказались под следствием. С января 1942 по сентябрь 1943 г. в Новосибирской области по указам от 26 июня и 26 декабря было возбуждено 36,7 тыс. дел, что составляло половину от их общего количества[277].

В Сибири практика вынесения заочных приговоров дезертирам, сумевшим скрыться от правосудия, также получила заметное распространение. С сентября 1942 по ноябрь 1943 г. трибуналы Сибирского военного округа осудили 6,9 тыс. рабочих и служащих, самовольно ушедших с предприятий оборонной и угольной промышленности[278]. Однако около половины из них не были задержаны правоохранительными органами и оставались на свободе. В июне 1943 г. по трибуналам Западно-Сибирского округа данный показатель превышал 80 %. В первом полугодии 1944 г. в военных судах Новосибирска количество неисполненных приговоров достигало 11–12 тыс. в месяц. Несмотря на проведение милицией крупномасштабных операций по розыску и задержанию лиц, сбежавших с заводов, их результаты были минимальными. В среднем удавалось найти 4–5 % заочно приговоренных дезертиров[279]. Остальные либо возвращались на прежнее место жительства, либо скрывались в колхозах, остро нуждавшихся в рабочей силе.

Низкая эффективность карательных мер не способствовала укреплению трудовой дисциплины работников ведущих отраслей военной экономики. В апреле – сентябре 1942 г. на предприятиях НКАП численность прогульщиков и дезертиров ежемесячно составляла от 5,0 до 9,5 тыс. чел. С 1 января 1942 по 1 февраля 1943 г. промышленность вооружения СССР из-за массового дезертирства лишилась около 25 тыс. чел. В 1943 г. с заводов и комбинатов НКБ СССР выбыло 64,2 тыс. чел., в том числе за счет самовольных уходов – 13,3 тыс., в 1944 г. – 54,5 и 19,4 тыс. В данном случае доля дезертиров среди выбывших рабочих выросла с 19,3 до 38,0 %