Моби Дик, или Белый Кит - [216]

С радостной лёгкостью – с ленивой мощью покоя в молниеносном движении – скользил по волнам кит. То был не белый бык Юпитер, уплывающий с похищенной Европой, что вцепилась в его изящные рога; бык, скосивший на красавицу свои томные, нежные глаза и стремящийся с плавной, журчащей скоростью прямо к брачным покоям Крита, нет, и сам Зевс в своём несравненном верховном владычестве не превосходил величавостью божественного Белого Кита.

По обе стороны от своих мягких боков в рассечённой волне, что расходилась от него широкими крыльями, – по обе стороны от своих сверкающих боков он расточал колдовские соблазны. И удивительно ли, что были среди охотников такие, что, очарованные и завлечённые этим обманным покоем, отваживались ринуться на него в бой и обнаруживали, что под покровом тишины здесь таятся смертельные вихри. Но по зеркальной глади тихих вод ты снова плывёшь, о кит! к тем, кто впервые видит тебя, скольких бы ни успел уже ты до этого заманить и погубить этими же коварными ухищрениями.

Так, по безмятежному спокойствию тропического моря, среди волн, что не решались от восторга разразиться рукоплесканиями, плыл Моби Дик, ещё скрывая от глаз мира самое жуткое своё оружие – свирепую свёрнутую нижнюю челюсть. Но вот передняя часть его туши стала медленно подниматься из воды; на мгновение его огромное мраморное тело изогнулось над волнами крутой аркой, точно знаменитый естественный мост в Виргинии; грозно взмахнув в воздухе знаменем хвоста, могучий бог явился во всей своей величавости, и тут же, уйдя под воду, скрылся от взоров. Белые морские птицы долго ещё парили в воздухе и летали, чертя крылом по воде, в страстном ожидании трепеща над пенной воронкой, которая образовалась там, где он исчез.

Три вельбота, оставив вёсла и отложив гребки, с полощущимися полотнищами парусов, тихо покачивались на волнах, поджидая, пока Моби Дик появится снова.

– Час, – сказал Ахав, который стоял как вкопанный у себя в лодке, устремив рассеянный взор по ветру, туда, где тянулись туманные голубые просторы и широкие манящие дали. Но уже мгновение спустя глаза его снова вращались в глазницах; он с прежним нетерпением оглядывал водяной горизонт. Ветер стал свежеть, на море расходилась зыбь.

– Птицы! птицы! – крикнул Тэштиго.

Точно цапли во время перелёта, белые птицы одна за другой потянулись теперь прямо к лодке Ахава и в нескольких ярдах от неё начали кружить и кружить над водою, издавая радостные нетерпеливые крики. Они видели лучше, чем человек; Ахав ещё ничего не замечал в морском просторе. Но вот, всё пристальнее и пристальнее всматриваясь в зелёную пучину, он разглядел в глубине живое белое пятно, размерами не более песца, всплывающее с удивительной быстротой и вырастающее прямо на глазах; потом оно как-то повернулось, и в нём стали видны два длинных кривых ряда белых блестящих зубов, подымающихся из непомерной глубины. То была разинутая пасть и скрученная челюсть Моби Дика, между тем как его огромная затенённая туша ещё сливалась с синевой моря. Сверкающая пасть зияла под днищем вельбота, точно разверстые врата мраморной гробницы; и Ахав, резко взмахнув рулевым веслом, вывернул свою лодку подальше от этого жуткого явления. Затем он окликнул Федаллу, дал знак меняться местами, пройдя на нос, выхватил гарпун Перта и приказал своей команде взяться за вёсла, чтобы по первому же сигналу табанить прочь.

Загодя повернувшись вокруг своей оси, вельбот стоял теперь носом к голове кита, который ещё только должен был с минуты на минуту появиться на поверхности. Но, словно разгадав этот манёвр, Моби Дик с той злобной проницательностью, какую приписывали ему люди, извернулся в мгновение ока и вынырнул вперёд морщинистой головой, проскользнув вдоль самого борта лодки.

Как она вся задрожала, затрепетала, сотрясаясь каждой планкой, каждым ребром, когда кит, перевернувшись на спину, словно разящая акула, лениво и как бы смакуя, втянул в свою разинутую пасть нос лодки, так что его длинная скрученная нижняя челюсть поднялась высоко в воздух и одним из зубов зацепилась за уключину. Голубоватая перламутровая белизна её внутренней прокладки сверкала в шести дюймах над головою Ахава. И вот Белый Кит тряхнул лёгкой дощатой лодчонкой, словно жестокая кошка своей пленницей – мышью. Федалла стоял неподвижно, скрестив руки и глядя прямо перед собою, но тигрово-жёлтые гребцы, спотыкаясь и теснясь, со всех ног бросились на корму.

И тут, когда гибкие борта вельбота заходили ходуном, и кит так дьявольски забавлялся с обречённым судёнышком; поразить же его острогой с носа лодки было совершенно невозможно, потому что тело его, погружённое в воду, находилось под лодкой, а нос её был, можно сказать, уже внутри кита; и две другие лодки невольно остановились, бессильные перед лицом неминуемой трагедии; – вот тогда-то неистовый Ахав, разъярённый дразнящей близостью своего врага, оказавшись живым, но беспомощным, в той самой пасти, которую он так ненавидел; приведённый в совершенное бешенство, Ахав голыми руками ухватился за длинную кость у себя над головой, изо всех сил пытаясь разжать железные тиски. Но тщетно напрягал безумец свои силы – китовая челюсть выскользнула у него из рук; хрупкие борта поддались и с треском проломились, когда обе челюсти, точно два огромных ножа, разрезали вельбот пополам и снова прочно сомкнулись в воде ровно посредине между двумя плавучими обломками. А волны понесли их в разные стороны, захлёстывая расщеплённые доски, и матросы, сбившиеся в кучу на кормовом обломке, судорожно цеплялись за борта и за вёсла.