Мобберы - [34]
Как отнёсся Пушкин к предложению княгини? Оно наверняка повергло его в смятение. За смятением должна была последовать ярость. На какую другую реакцию могла рассчитывать Волконская? Из-за неё погиб Веневитинов, которого Пушкин ценил не только как родственника, но и как будущего великого литератора. Такое не прощалось. Немудрено, что отношения сразу разладились и княгиня не дождалась от Александра Сергеевича новых хвалебных од. Пушкин сменил их на желчные насмешки и откровенную грубость.
Вместе с тем он, как человек, наделённый высоким умом и провидческим даром, не имел права отказаться от навязанной ему миссии. Он принял тайну княгини Волконской на хранение, но не с целью воспользоваться капиталом по прямому назначению, а для того, чтобы не дать этого сделать потенциальным мятежникам, которые в изобилии наличествовали в тогдашнем русском обществе.
В начале апреля 1827 года гроб с телом Веневитинова доставили в Москву для погребения в пределах Симонова монастыря – согласно завещанию покойного. Кто же провожал его в последний путь? Пушкин и Мицкевич! Я утверждаю, что именно тогда с безымянного пальца Веневитинова был снят перстень Волконской. Снят и передан Пушкину. Взамен – чтобы не вызывать подозрений – был надет другой. Замечательная предусмотрительность, ибо стихи Веневитинова „К моему перстню“, в которых он указывал на то, что перстень должен быть погребён вместе с ним, уже распространились по Москве и Петербургу, их переписывали в альбомы сентиментальные кокотки. Люди, охотившиеся за капиталом, должны были обратить на сей факт пристальное внимание. И обратили. Могила Веневитинова вскрывалась ещё до 1930 года – этим я и объясняю противоречащее канонам положение его рук в гробу.
Что искали копатели? Разумеется, перстень, поскольку ничего другого, кроме собственно трупа и одежды, в могиле не было. Воры действовали виртуозно и со всеми возможными предосторожностями: с точностью восстановили прежний облик могилы и даже надели на палец Веневитинова взамен украденного новый – третий по счёту! – перстень.
Читатель вправе считать, что я сочиняю, но вот загвоздка: многочисленные исследователи описывают перстень Веневитинова по-разному! Нет единства даже в определении металла, из которого он был изготовлен. Роман Белоусов пишет, что он был медный, Борис Васильев называет его железным, а Василий Осокин вообще противоречит самому себе: сначала утверждает, что перстень был сделан из чугуна, а буквально через несколько абзацев – уже из бронзы. На что указывают эти расхождения? Не на то ли, что и в ХХ веке за перстнем из Геркуланума, а следовательно, и за капиталом княгини Волконской шла охота? Можно ли в таком случае говорить с уверенностью, что бронзовый экспонат, хранящийся в фондах Литературного музея, и есть подлинная веневитиновская реликвия?
Заметим попутно, что Веневитинов предвидел свою посмертную судьбу. В том же стихотворении „К моему перстню“ присутствуют строки: „Века промчатся, и быть может, что кто-нибудь мой прах встревожит…“ Он знал, что тайна княгини Волконской переживёт столетия!
Что же Пушкин? Княгиня ошиблась: он не годился на роль вдохновителя повстанцев. Он мог желать свержения царя Александра и даже участвовать в этом, но к Николаю он враждебных чувств не питал („хоть и упёк меня в камер-пажи, но менять его не желаю; от добра добра не ищут“). Повзрослев, Пушкин стал вести себя обдуманнее и гораздо лояльнее по отношению к власти, нежели в свои юные годы. Не лишено резона замечание, что под конец жизни он превратился в убеждённого монархиста, что лишь подчеркивает его достоинства, так как он прекрасно представлял себе, чем может завершиться для России новый бунт.
Из сказанного проистекает, что Пушкин должен был спрятать доставшийся ему „по наследству“ от Веневитинова перстень в очень надёжное место, чтобы никто, даже зная о тайне, не был в состоянии им воспользоваться. Где находилось это место? Здесь мы вновь перемещаемся в область догадок. Вот наиболее смелая из них (она целиком на моей совести): самым надёжным местом Пушкин считал… большой палец своей правой руки. На нём он носил знаменитый сердоликовый перстень-талисман, подаренный ему графиней Елизаветой Воронцовой на даче под Одессой в 1824 году. Пушкин старался не расставаться с этим перстнем, а если и снимал, то всегда запирал в секретер.
Тайна Волконской требовала жертв, и я предполагаю, что в апреле 1827-го поэт сделал ювелиру секретный заказ: нанести на перстень Веневитинова золотое напыление и прикрепить к нему восьмиугольный сердолик – короче говоря, замаскировать под перстень Воронцовой. Графиня, по-видимому, была осведомлена о подмене: в знаковом 1827 году они встретились в Москве и Пушкин сочинил стихотворение, где, упоминая о её подарке, между прочим написал (от имени дарительницы):
Почему же не спасёт, ведь он по-прежнему на пальце Пушкина! Не потому ли, что это уже другой перстень?
Пушкин хранил его вплоть до своей гибели. На смертном одре он передал перстень Жуковскому, но, по-видимому, – от греха подальше! – не посвятил старшего друга в тайну Волконской. Жуковский завещал перстень своему сыну Павлу, а тот вручил его Ивану Тургеневу. От Тургенева реликвия перешла к Полине Виардо, а та в 1887 году подарила её Пушкинскому музею Александровского лицея. Там перстень находился до марта 1917-го, когда был похищен.
