Много шума из-за одного покойника - [22]

— Три минуты, — произнес первый в ряду, чернокожий исполин Рафаэль Раундтри.

Часы у него были пристегнуты к оби.

— Еще одна, — сказал Маршалл, и я почувствовала всеобщее неудовольствие, хотя никто в шеренге даже не пикнул. — Следите, чтобы ваши бедра были параллельны полу.

По строю пробежала рябь незаметных движений. Все корректировали позу. Одна я стояла неколебимо, как скала. Шико-дачи у меня практически идеальна: ноги расставлены как должно, носки развернуты под надлежащим углом, а спина прямая, словно струнка.

На минуту я отвлеклась от медитации и снова заскользила взглядом по отраженным в зеркале соученикам. Последний в ряду испытывал серьезные затруднения. Несмотря на легкие шорты и футболку, пот градом катился по его лицу, а ноги ужасно тряслись. Я испытала легкое изумление, узнав в бедолаге своего ближайшего соседа Карлтона Кокрофта, так любезно предупредившего меня о том, что от него не укрылась моя ночная прогулка.

Я снова сомкнула веки и попыталась сосредоточиться на ката, но мешали удивление вместе с одолевшими меня догадками.

Возглас Рафаэля:

— Четыре минуты! — принес огромное облегчение всем в классе, в том числе и мне.

Мы распрямились, переминаясь с ноги на ногу, чтобы прогнать боль.

— Лили! Разминка! — выкрикнул Маршалл, пробежав глазами по шеренге и едва выделив меня взглядом.

Затем он отошел в угол, чтобы наблюдать за нами и пресекать малейшие попытки дать слабинку. Я поклонилась и побежала на его место, затем развернулась лицом к ученикам. Сегодня вечером нас собралось всего восемь. Из женщин были только я и Джанет. Мы с ней примерно одного возраста. Я думаю, что ей тридцать — на год меньше, чем мне. У мужчин возрастной диапазон был шире — от двадцати до пятидесяти пяти.

— Киостке! — резко произнесла я, призывая всех к вниманию, и затем, поклонившись, распорядилась: — Рэй!

Все поклонились мне в ответ, Карлтон чуть запоздал. Он усердно следил за своим соседом в шеренге, перенимая движения, и мне стало любопытно, что могло его сюда привести. Однако класс ждал моих указаний, и я вытянула правую ногу, осторожно балансируя на левой.

— Носок ноги вверх… и вниз, — наставляла я.

Через несколько минут я закончила разминку выпадами в обе стороны с вытянутыми вперед для равновесия руками, затем поклонилась Маршаллу и побежала на свое место.

— Любимая ученица, а опаздываешь! — шепнул мне Рафаэль одним уголком рта.

Мы с ним часто проводим разминку по очереди. Рафаэль — учитель математики в средней школе. Видимо, карате дает ему возможность выпустить лишний пар.

— Впервые в жизни! — шепнула я в оправдание и увидела, как Рафаэль обнажил зубы в ухмылке.

Маршалл дал нам короткую передышку, и я, хлебнув воды из фонтанчика в силовом зале, направилась к Карлтону. Он выглядел до предела изнуренным, от его «съедобности» не осталось и следа. Лицо стало багрово-красным, а волосы пропитались потом. Прежде я ни разу не видела, чтобы Карлтон вышел на улицу непричесанным, тем более взъерошенным.

Рафаэль подтянулся следом за мной раньше, чем я успела заговорить со своим соседом, и мне пришлось познакомить их. Я считаю Рафаэля другом, хотя вне клуба мы не общаемся. Может быть, теперь я и Карлтона запишу к себе в приятели — после четырех лет проживания бок о бок. Кажется, после нашего обмена колкостями он пересмотрел некоторые свои взгляды.

— Что же побудило тебя прийти на занятие? — с откровенным любопытством спросил его Рафаэль.

Очевидно было, что Карлтон — далеко не качок.

— У меня есть брошюры Маршалла, — пояснил тот, и это стало для меня новостью. — К тому же Лили вот уже четыре года — с тех пор, как я купил дом с ней по соседству — постоянно посещает его занятия, и у нее такой счастливый вид, когда она туда отправляется. Я сегодня позвонил Маршаллу, и он предложил мне попробовать. Что там дальше? Я и так еле выдержал эту шигу, или как там ее…

— А дальше будет ритмика! — заявил Рафаэль с совершенно садистской усмешкой.

— Опять? — в ужасе переспросил Карлтон.

Мы с Рафаэлем переглянулись и дружно расхохотались.

Когда последний ученик покинул зал, я все еще шнуровала кроссовки. Я нарочно медлила, чтобы переговорить с Маршаллом. Мне не хотелось назначать отдельную встречу. Это нарушило бы равновесие наших своеобразных взаимоотношений.

— Припоздала сегодня, — обронил Маршалл, аккуратно складывая куртку кимоно и убирая ее в спортивную сумку.

После тренировки его руки на фоне белой майки приобрели отчетливый оттенок слоновой кости. Бабушка Маршалла была китаянкой, а отец — американцем. Он сам однажды говорил об этом Рафаэлю, а я стояла поблизости и слышала. Если бы не цвет кожи, не черные прямые волосы и темные глаза, то его расовую принадлежность сложно было бы вычислить. Он чуть старше меня — думаю, ему около тридцати пяти — и всего на три дюйма выше, зато этот человек сильнее и опаснее любого, кого мне доводилось встречать в своей жизни.

— Из-за полиции, — коротко объяснила я.

— Что?.. Из-за Пардона? — заинтересовался вдруг Маршалл, но я лишь пожала плечами, и тогда он заметил: — Тебе сегодня что-то не давало покоя.

Маршалл ни разу не удостаивал меня более личными замечаниями, чем, например, «Хороший удар», «Кисть и запястье должны продолжать линию руки», «Ты хорошо поработала над своими бицепсами». Однако наши долгие товарищеские отношения не позволили мне отмолчаться.