«Мнимыи здоровый»: театротерапия Николая Евреинова в контексте театральной эстетики воздействия - [5]

Шрифт
Интервал

Желая улучшить свой театр Жизни, режиссер ищет в городском театре профессиональных актеров для необычной пьесы, которая должна быть сыграна в пансионате Марии Яковлевны Петровой. Доктор Фреголи считает, что в этом пансионате необходимо оказать «скорую театральную помощь», поскольку там живет несколько несчастных людей: дочь хозяйки пансиона, молодая несчастная стенотипистка, студент, который уже попытался покончить жизнь самоубийством, одинокая и озлобленная оперная певица. Для инсценировки Доктору Фреголи требуются три актера: любовник для несчастной девушки, комик для учительницы и субретка для студента. Сам Фреголи играет в пьесе представителя фабрики граммофонных пластинок, хотя в реальной жизни он, Параклет, женат одновременно на трех женщинах. Играя все свои роли, он лишь пытается скрыть свой обман и уйти от ответственности[12]. «Самое главное» является, таким образом, как «театром для себя» для Параклета, так и «театром-помощью» для несчастных из пансиона Марии Петровны.

Наряду с разговорами о правде и лжи в жизни, о воспитании как обучению ролям, о так называемой искусственной естественности и т. п. в пьесе происходят переодевания и смена ролей, которые, как нарочно, расшифровываются в конце пьесы во время маскарада. Хотя в пьесе ведутся пространные разговоры о том, оказались ли в конце концов целебными игра и симуляция, являются ли морально оправданными розыгрыш и обман, пусть и в добрых целях, Евреинов не дает ответа на этот вопрос. В этой пьесе нет конца. Ссылаясь на Гегеля, сказавшего, что «при размышлении важен лишь сам процесс, а результат, напротив, — это тело, которое уже покинула живая душа», Евреинов оставляет конец открытым. Согласно своей идее о том, что сама жизнь должна превратиться в искусство, Евреинов хочет сделать из зрителя артиста. Если же зритель отказывается, то Евреинов преподносит ему различнейшие варианты, предложенные Фреголи в конце пьесы: можно сыграть любой конец пьесы. Это касается не только пьесы на сцене, но и в жизни. Таким образом, конец этой пьесы представляет собой не роспуск театра, не открытие истины или «исцеление» участников, а лишь то место, с которого пьесу можно играть дальше.

Предлагая финал, в котором все может быть «так или иначе», Евреинов не только делает театр более «реалистичным», ведь конец «пьесы» или действия, любого процесса, за исключением смерти, является конструктом, неизвестным и в настоящей жизни: он указывает на настоящую цель терапевтического воздействия. «Театральная помощь» должна не столько вызывать иллюзии или обманывать с «добрыми» намерениями, сколько показывать постоянную способность жизни измениться в игре.

Литература

Выготский 2000 / Выготский Л. Психология искусства. СПб., 2000.

Евреинов 1915а / Евреинов Н. Преступление как атрибут театра // Евреинов Н. Театр для себя. Т.I(теоретический). Хельсинки, 1915.

Евреинов 1915б / Евреинов Н. Театр для себя. Т. I (теоретический). Хельсинки, 1915.

Евреинов 1916 / Евреинов Н. Представление любви: Монодрама в 3-х действиях. СПб., 1916.

Евреинов 1917а / Евреинов Н. За // Евреинов Н. Театр для себя. Ч. III (Практическая). Хельсинки, 1917.

Евреинов 1917б / Евреинов Н. Выздоравливающий // Евреинов Н. Театр для себя. Ч. III (Практическая). Хельсинки, 1917.

Евреинов 1920 / Евреинов Н. Театротерапия. Quasi / paradox // Жизнь искусства. 1920. 9–10 октября. № 578–579.

Евреинов 1921а / Евреинов Н. В кулисах души: Монодрама в i д., с прологом. СПб., 1921.

Евреинов 1921б / Евреинов H. Театральное искусство на службе у общественной безопасности // Жизнь искусства. 1921. 2–7 августа. № 792–797.

Евреинов 1921В / Евреинов Н. Самое главное: Для кого комедия, а для кого и драма, в 4 действиях. СПб., 1921.

Евреинов 1923а / Евреинов Н. О новой маске. Пг., 1923.

Евреинов 1923б / Евреинов Н. Театрализация жизни. Театр как таковой. Обоснование театральности в смысле положительного начала сценического искусства и жизни. Берлин, 1923.

Чубаров 2003 / Чубаров И. «Театрализация жизни» как стратегия политизации искусства: Повторное взятие Зимнего дворца под руководством Н. Н. Евреинова (1920). Рукопись.

Эткинд 1994 / Эткинд А. Эрос невозможного. М., 1994.


Carnicke 1989 / Carnicke S. М. The Theatrical Instinct: Nikolaj Evreinov and the Russian Theatre of the Early Twentieth Century. N.Y., 1989.

Freud 1987 / Freud S. Uber den psychischen Mechanismus hysterischer Phano-mene: Gesammelte Werke in achtzehn Banden mit einem Nachtragsband. Frankfurt / M., 1987.

Golup 1984 / Golup S. Evreinov: The Theatre of Paradox and Transformation. Ann Arbor, 1984.

Kamper 1986 / Kamper D. Zur Soziologie der Imagination. München, 1986.

Lukacs 1963 / Lukacs G. Die Katharsis als allge-meine Kategorie der Asthetik // Lukacs G. Werke. Berlin, 1963. Bd. 11: Die Eigenart des Asthetischen 1. Halbband. S. 802–835.

Petzold 1973 / Petzold H. G. Gestalttherapie und Psychodrama. Kassel, 1973.

Schahadat 1998 / Schahadat S. Geburt, Schopfung, Verwandlung. Das Theater als Mo dell fur Lebenskunst in der russischen Moderne // Balagan. Bd. 4. Heft 2. S. 3–39.


Перевод с немецкого Елены Новак


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.