Мнения русских о самих себе - [45]

Шрифт
Интервал

Графиня А. Д. Блудова

* * *

И в этих-то стенах, посреди этих памятников народной жизни, самобытной, свежей, родной, прозябает отродье полуфранцузов по легкомыслию, полутатар по невежеству.

В. Григорьев

* * *

Сильны москвичи на словах, города берут, что лыко дерут, а до дела дойдет, вся храбрость пропадает. Потолковать наше дело, а за делом посидеть — так спина болит.

В. Григорьев

* * *

Москва тяготит своими историческими воспоминаниями. В самом деле, начиная от Тамерлана и до Наполеона ее колотили в ус и в рыло. Буйные оргии Грозного, казни на площади, обрызганная кровью нагайка баскака колотила по пяткам русского человека в его же столице.

Г. Благосветлов

* * *

Почему же мы должны признать своим домом Москву — этого ублюдка, происшедшего от изнасилования русской суеверной бабы кровожадным татарином?.. Какой след во всемирной истории оставила Москва в течение своего семивекового существования? Зародилась ли там какая-либо мысль, плодотворно влиявшая на развитие человечества; раздалось ли оттуда какое-либо свежее, просветляющее слово, показалось ли там какое-либо вековечное произведение искусства?

В. Полетика

* * *

Времени и пространства не постигнешь, моря не выпьешь, Москвы не переврешь.

Граф Е. Салиас

* * *

В Москве, я заметил, очень любят целоваться: вы издали еще видите, как знакомый, идущий вам навстречу, устанавливает свои губы в трубу; подойдя к вам, сладостно прижимает трубу к щекам вашим и непременно трижды; встречаются такие, которые просто взасос целуют в губы.

Д. Григорович

ЖЕНЩИНЫ

* * *

Ум женский не тверд аки храм непокровен: мудрость женская аки плоть неокопан до ветру стоит — ветер повеет и оплот порушится, так и мудрость женская аки оплот до прелестного глаголания и до сладкого увещания тверда есть. Немощнейше суть разумы женские в нечувственных ничтоже могуще умное постигнута.

«Домострой»

* * *

Наши дамы играют в преферанс, злословят, сплетничают между собой, «к военным людям так и льнут», да принимают ласково только камер-юнкеров, да богатых женихов. Зачем им бедные поэты, не завитые писатели, не смазливые ученые.

Граф Ф. Ростопчин

* * *

Прежде сего одевались. А ныне раздеваются. Иная едет на бал как модель для живописцев; другая из отцовского дома, как из кунсткамеры: на руке мешок с бельем, все сквозит, все летит, раз взглянул, точно от купели принимал… Дочь с матерью, точно как мадамой: обе налегке, под краской. Дочь мигает, мать моргает, одна танцует, другая вальсирует, одна ищет жениха, другая пастушка; одна с ума сходит, другая в себя не приходит. Господи помилуй, да будет ли этому конец!

Граф Ф. Ростопчин

* * *

Прошло то благополучное для смертных время, в которое человек, всегда юный в страстях своих, любил пламенно и нежно, душа его горела огнем чистым; а ныне любви нет, ныне все девки да девки, вчера такая, завтра иная — вот любовь нашего века.

Князь И. М. Долгоруков

* * *

В нынешнем просвещенном веке вкус во всем доходит до совершенства, и женщина большого света сравнена с голландским сыром, который тогда только хорош, когда испорчен.

И. Крылов

* * *

Я согласен, что добрую жену скорее можно найти в Саренте, нежели на сцене большого света и в так называемой bonne compagne (приличном обществе).

Н. Карамзин

* * *

Наши дамы очень поверхностно образованы, ничто европейское не занимает их мыслей. Политика и литература для них не существуют. Остроумие давно в опале, как признак легкомыслия. О чем же станут они говорить? О самих себе? Нет, они слишком хорошо воспитаны. Остается им разговор какой-то домашний, мелочный, часто понятный только для немногих, для избранных.

А. Пушкин

* * *

В столицах (российских) женщины получают, может быть, лучшее образование, но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы.

А. Пушкин

* * *

Тип всех светских дам: добра, когда ее натолкнут на доброе дело, легко увлекается и в хорошую и дурную сторону, любит рассеянность и без сомнения все в свете скоро забывает, кроме неодолимой потребности новых, приятных ощущений, за которыми эти дамы и гоняются всю жизнь.

М. Плетнев

* * *

Большая часть взяток, несправедливостей по службе, тому подобного, в чем обвиняют наших чиновников и нечиновников всех классов, произошла или от расточительности их жен, которые так же жадничают блистать в свете большом и малом и требуют на то денег от мужей, или же от пустоты их домашней жизни, преданной каким-то идеальным мечтам, а не по существу их обязанностей, которые в несколько раз прекраснее и возвышеннее всяких мечтаний. Мужья не позволили бы себе и десятой доли произведенных ими беспорядков, если бы их жены хотя сколько-нибудь исполняли свой долг.

Н. Гоголь

* * *
Спорить с женщиною — все то же,
Что черпать воду решетом.

М. Лермонтов

* * *

У нас женщины тем и сохраняют красоту, что никогда ничего не думают.

А. Островский

* * *

А про наших барынь и говорить нечего. Так весело живут, что страх: да и как еще… да то-то и то-то, да и с тем-то, и с тем-то… да вот еще… каковы наши дамы? а?

Граф В. Сологуб

* * *

Откуда у нас взялась в дамском обществе эта потребность разгула и кутежа, потребность похвастаться своим освобождением, дерзко, капризно пренебречь общественным мнением и сбросить с себя все вуали и маски? И это в то время, когда бабушки и матушки наших львиц, целомудренные и патриархальные, краснели до сорока лет от нескромных слов и довольствовались тихо и скромно тургеневским нахлебником, а за неимением его — кучером или буфетчиком.


Рекомендуем почитать
Князь во князьях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Захар Воробьев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.