Мне нравится твоя ложь - [56]
— Сядь, — говорит он, указывая на выступ крыльца.
Я сажусь на гладкую древесину, чувствуя, как перекладина вдавливается в мою кожу. Прямая идеальная осанка не остается надолго. Прикоснувшись одним пальцем к моему подбородку, он приподнимает его, пока я не упираюсь взглядом вверх, и откидывает мою голову назад. Крыльцо скрипит немного, как и я, но я не сомневаюсь, что оно выдержит. Даже если мы будем трахаться на нем, оно выдержит.
Как в бальном зале, как в «Гранде», все в этом месте построено, чтобы выдержать.
— Ты боишься? — спрашивает Кип. Он, должно быть, чувствует мою дрожь.
— Да, — шепчу я.
Он оставляет поцелуй у меня на щеке, затем ниже по челюсти, спускается к моей шее.
— Ты боишься меня?
Спустя удар сердца, я киваю.
Он сдвигается по моему плечу, оставляя поцелуи, пока его рука скользит между моих ног.
— Боишься, что я похож на своего брата?
— Ты не такой, как твой брат, — говорю я, задыхаясь, потому что он держит пальцы на моей киске, мягко потирая, и это слишком много. Даже такого легкого прикосновения слишком много. Что я почувствую, когда он трахнет меня?
Кип встает на колени, внимательно наблюдая за моей киской. Твердой рукой он разводит мои ноги. Затем наклоняется и целует клитор. Я потираюсь об него бедрами, но потом он исчезает, оставляя меня с чувством потери. Я издаю мягкое хныканье.
— Он не делал этого? — спрашивает Кип.
— Никогда.
Кип наклоняется и облизывает мои половые губы, пока я дрожу от ощущений. Я уже натянута, напряжена и близка. Затем он кружит языком вокруг моего клитора.
— Кип.
Его глаза вспыхивают, глядя вверх на меня.
— Ты останешься сидеть очень спокойно, чтобы ничем не навредить. Просто сиди. Позволь мне позаботиться о тебе. Понимаешь?
Я кусаю губу. Это не совсем ответ.
Он проталкивает в меня два пальца, и я стону.
— Что такое, Хонор? Расскажи мне, о чем думаешь. Не прячься от меня.
— Этого он тоже никогда не делал, — шепчу я.
Его пальцы сгибаются во мне, задевая определенное место.
— Не делал что? — спрашивает он хриплым голосом.
— Не заботился обо мне. — Я рассказываю ему то, что, знаю, он хочет от меня, точно так же, как он дает мне то, что нужно мне. — Ты абсолютно на него не похож.
Кип не отвечает. Он просто наклоняется вперед и сосет мой клитор, вращая пальцами — сильно — и меня бросает в оргазм, я не в силах сжать бедра или трахнуть его руку, неспособна двигаться вообще, пока он берет удовольствие от моего тела, пока толкает меня к краю, а затем ловит меня в падении, убедившись, что я не порву свои швы или не наврежу себе, пока кончаю.
— Почему ты меня боишься? — тихо спрашивает он, прежде чем я успеваю даже перевести дыхание.
И я отвечаю ему. Я бы не посмела утаить ответ.
— Потому что ты мне нужен.
Он всегда был мне нужен. Еще до того, как я узнала, кто он, когда увидела его в «Гранде», мне нужно было, чтобы он был настоящим. Нужно было обещание о помощи, об облегчении, о безопасности быть настоящей. Мне нужен был спаситель. Не для того, чтобы увести меня от опасности. Я и сама сбежала. Сама выжила. Мне нужен был спаситель, потому что я нуждалась в ком-то, кто мог бы обо мне позаботиться.
Его веки опускаются. Кип похож на большого довольного льва, облизывающего сливки, которые я пролила. Его эрекция все еще выпирает — он должен быть твердым, как сталь, должен чувствовать боль — но он, похоже, не возражает. Нет, он гораздо больше заинтересован в том, чтобы всосать мою чувствительную киску в рот, пробежать языком по моей щели, снова возбудив меня, когда я едва спустилась с небес на землю.
Он не возражает против того, что я не брилась, или что на моем теле шрамы. Он согласен со всем, что касается меня. И я понимаю, что он имеет в виду сейчас. Мне не нужно скрываться от него. Мне не нужно бежать и прятаться. Никогда больше.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Через неделю я все еще читаю толстую книгу рассказов Рэдьярда Киплинга. Старые, сцепленные уголками между собой пожелтевшие страницы влекут так же, как и этот дом, как и «Гранд». Как и Кип. Разбитый и красивый.
Снаружи доносится громкий стук. Кип был занят восстановлением внутреннего дворика. Я годами собирался это сделать, сказал он мне. Но никогда не чувствовал вдохновения, пока не появилась ты.
Он не один здесь разбитый и брошенный. Я тоже через это прошла.
Клары в доме нет. Мы смогли записать ее в школу, как только я получила законную опеку над ней. Судья изначально подозревал обстоятельства, в которых мы жили. Отстойная комната в мотеле и работа стриптизерши не внушали доверия. Но оказалось, что он брал взятки у Байрона, когда тот был в Тэнглвуде. Кип с глазу на глаз напомнил ему, что некоторые скандалы лучше всего замести под ковер.
И поэтому коррупция Байрона на самом деле помогла нам на этот раз.
Как уже много раз делала прежде, я перехожу к началу книги и смотрю на стихотворение, написанное там: "Джунгли — страшное место для тех, кто блуждает..." — это написала мама Кипа, которая любила поэзию. Я нашла несколько блокнотов, исписанных мыслями — строфа здесь, фраза там. Полностью рифмованных стихов не так уж и много. Этот стих в чем-то особенный.
