Мне нравится твоя ложь - [23]

— Тогда что это за игра? — спрашиваю я, дрожа, когда он принимается покусывать мое плечо.

— Игра заключается в том, что тот, кто кончает первым… проигрывает.

Мой смех превращается во вздох, а так как его жесткая длина направлена на мой клитор, одежда кажется тоньше воздуха. Мы раскачиваемся, обретая ритм, чувствуя его в наших сердцах и в наших телах. Из-за стены доносится бит, музыка чьего-то выхода на сцену, чье-то ругательство, и мы используем этот бит, делая своим собственным, извиваясь друг перед другом, пока нас не охватывает жар.

Затем внезапно я возвращаюсь на землю.

Я бы упала, если бы не его руки, которые возвращают мне равновесие, когда он разворачивает меня.

Теперь я стою лицом к стене, почти обнимаю ее, щекой и грудью прижавшись к кирпичу, а моя задница выставлена напоказ, когда он сдергивает вниз до колен мои штаны. Грубые руки опускаются на мои бедра, подтягивая к нему ближе, чтобы он мог лицезреть... чтобы мог проникнуть.

Слышу звук разрывания. Шелест фольги. И чувствую откровенную тяжесть в лоне.

Я трахала его пальцы и его сапог. Но это — первый раз, когда он погружается в меня своим членом. Хорошо, что я не смотрю на него. Чувствую одновременно и холод, и жар, прижимаясь к холодной зернистой поверхности, когда в меня вторгаются сзади.

Его член настолько толстый, что я хнычу.

— Почти, — бормочет он.

Но если я думала, что он сжалится, будет действовать медленно, я ошибалась. Он входит на всю длину, придвигая к себе мой таз, чтобы я приняла его до конца. Мой рот открывается с тихим вздохом. Я слишком наполнена. Слишком наполнена его членом. Слишком наполнена воспоминаниями.

Так Байрон трахал меня сзади.

Но при этом все сейчас совершенно по-другому. Абсолютно горячо. Абсолютно удивительно, когда он наполняет меня, снова и снова. Когда его рука приближается поиграть с моим клитором. Как ни в чем не бывало, словно перед нами все время в мире. Никакой спешки, даже если мы находимся на улице.

Он может трахать меня вечно, что он и делает, входя в меня, пока мое лоно не становится скользким, пока мой клитор не становится опухшим и нуждающимся под его пальцами, умоляя об освобождении.

Мой стон воплощает все, что мне нужно. А нужно мне, чтобы меня держали и трахали. Чтобы меня хотели.

— Кончи, Хани, — шепчет Кип мне на ухо. — Кончи на мой член. Я хочу почувствовать твой бурный оргазм.

И я не могу сдержать ни ответов своего тела, ни своих слез. Я содрогаюсь от кульминации, сильно сжимая стенки влагалища, чувствуя, как влажный жар стекает на его член и вниз по моим бедрам. Я проигрываю в игре, но это не чувствуется поражением, не тогда, когда удовольствие расплавляет мое тело. Затем Кип сжимает мои бедра стальной хваткой, впивается пальцами в мягкую плоть, используя мое тело в роли поршня, вколачиваясь в меня, пока сам с рычанием не достигает кульминации.

* * *

Байрон должен считаться опасным. И мой отец. И даже Иван. Они — как ветра, которые сдувают меня, толкая вперед, будто я ничего не вешу. Даже когда я упираюсь пятками, скольжу по грубой поверхности из камней и не могу обрести свой баланс. Я боюсь ветра, боюсь его силы, но я не понимала,;что передо мной большая опасность. Кип — моя скала. Каждый порыв ветра подталкивает меня ближе к нему.

Когда я упаду — только вопрос времени.

Кип ждет снаружи, когда я покидаю клуб, и я вздыхаю с облегчением. Каждый раз я думаю, что спугнула его. Он больше не заходит внутрь. Даже завидую ему в этом.

— Теперь ты всегда будешь это делать? — спрашиваю я.

Из-за уличного фонаря в нескольких шагах тени кажутся только более вытянутыми. У Кипа темные и непостижимые глаза. Но ухмылка на его губах говорит все, что мне нужно знать.

— У меня есть кое-что для тебя.

— Правда? — Слова пробуждают во мне больше интереса, чем нужно. Я иду, и он непринужденно вышагивает рядом со мной. И он провожает меня домой просто так, словно мы в старшей школе. Словно мы оба — невинные подростки.

Только я не знаю, как бы это ощущалось. Во-первых, я никогда не ходила в школу. У меня были преподаватели и книги. У меня были замки на дверях. И, во-вторых, я никогда не была невинной. Я всегда знала о мире, в котором жила, и о насилии в нем.

Кип погружается рукой в задний карман, и часть меня, маленький уголок, в котором скрыт механизм «бей или беги», взбудораживается. Что, если он вытащит что-то ужасное? Не то, чтобы я знала его хорошо. Затем он протягивает руку ладонью вверх, открывая моему взору маленькую вещицу цилиндрической формы.

— Это тебе, — произносит он.

Я беру предмет, изучая его гладкий серебряный корпус. И спусковой механизм.

— Что это?

Выражение его лица становится мрачным.

— Я подумал, что, поскольку ты сталкивалась с мужчинами, которые появляются из переулков, тебе нужно что-то для защиты. Это «Тейзер», электрошокер.

«Тейзер"? Я убежала от насилия и больше его не хочу. Даже в целях собственной защиты я не уверена, что могу причинить кому-то боль. Как можно променять свою жизнь на чужую? Не то, чтобы «Тейзер» мог убить кого-то.

По крайней мере, я так думаю.

— Осторожно, — говорит он, накрывая своей рукой мою.

Может быть, он видел, как мои пальцы расслабляются, почти уронив «Тейзер». Я замираю от ощущения, которое он мне дарит, от его тепла. От мягкости. Это раздражает почти так же, как видеть его, выходящего из тени.