Мне хорошо, мне так и надо… - [30]

Жену Нину ему бог послал. Какое счастье, что она у него есть. Красивая, умная, спокойная, тоже сотрудница, во всем его понимающая. А всё у него с Ниной чуть не сорвалось. Приехал он в конце 70-х в Махачкалу на очередные массовые беспорядки, а там… девушка, подруга друзей, красавица-лезгинка. Они сидели одни на террасе, Саша осмелел, брал её за руку и шептал: «Ханум, только скажи, что ты хочешь, я всё для тебя сделаю». Откуда-то это «Ханум» вылезло? Сашина служба уже так давно была связана с Кавказом, что он, видя все пороки и болезненные проблемы этого края, научился любить его. У России не могло быть таких красивых страстей, честности, мужественности, а там всё это было, ничем не замутнённое. Мужчины были смелыми бойцами, прямыми, готовыми на всё, чтобы спасти честь своего клана, женщины были нежными и спокойными, созданными, чтобы быть женой и матерью. А больше им было ничего не надо, и хорошо, что так… Саша смотрел на лезгинку, её глаза блестели, ближе подвинуться она не решалась. За руку брать её, скорее всего, тоже не следовало. Саша чувствовал, что за зашторенными окнами никто не спит, друзья доверили ему девушку, дочь близких знакомых, он — друг, они ему доверяют, но… зачем он с ней там в темноте сидит. Нельзя, нехорошо. Саша и сам чувствовал, что зря он так себя ведёт, у них другая культура, но он уже завёлся, девушка ему нравилась. Они разошлись по своим спальням, и засыпая Саша решил на ней жениться. А Нина? А что Нина? Не могла она сравниться с его лезгинкой, с которой его не ждала бы московская обыденность. Саша лежал без сна, в его голове не было конкретных планов на будущее, а была только неистовая сжигающая страсть, которая, он чувствовал, принесёт ему горе, но совладать с ней он не мог и не хотел. Наутро хозяева, пряча глаза, попросили его как можно быстрее уехать…

— У нас так не принято, Саша. Уезжай!

— Как у вас не принято? Почему я должен уезжать?

— Ты обидел девушку… так нельзя. Мы не хотим тебе неприятностей.

— Как я её обидел? Что я ей сделал? Я женюсь на ней.

— Саша, не надо. У нас не так, как у вас. Пожалуйста.

— Я пойду к её отцу. Я знаю, как принято.

— Нет, никуда не ходи. Её за тебя не отдадут. Это уважаемая семья, ты их обидел.

— Да, ладно. Не обижал я их.

— Саша, мы не хотели тебе говорить, но пойми, если ты не уедешь, её братья тебя просто убьют. Мы просили их тебя отпустить, ты наш друг. Мы поклялись, что ты уедешь.

— Да, никто меня не убьёт. Глупости.

— Саша, тебя найдут зарезанным и расследование ничего не даст. Уезжай в Москву.

Саша как-то внезапно понял, что они не шутят. Не стоит рисковать, ничего у него не выйдет. Не судьба, да может так и лучше. Ему немедленно захотелось к Нине в Москву. Нина встречала его в аэропорту, он обнял её, они поехали домой на служебной машине и всё вернулось в свою колею. Нина родила дочку Машу, и сейчас у него две внучки. Девочки его любимые, как он их называет мои «юбки». И девочки его любят, почему бы и не быть счастливым? Да, был он счастлив, был: служил, успехи в спорте, семья, но Саша никогда не мог угомониться, как он сам про себя думал и даже иногда вслух признавался, что он кобель. Чего было в этом самоопределении больше: чувства сожаления, что он плохой, или гордости за себя неугомонного мачо, которому никакая женщина не может отказать? Саша и сам не знал.

Любовниц своих он, наверное, мог бы сосчитать, но никогда не пытался. Все они были так или иначе связаны с опорно-методическим центром боевых единоборств на Петровке, 26. Крепкие ловкие женщины-бойцы были сотрудницами, своими. Потом у него стали появляться и другие из Клуба Университета Дружбы Народов, из МГУ и из МИФИ. Его девушки не получали «пояса» по блату. Не было такого. Когда всё действительно заканчивалось, они на него не обижались, и он продолжал их тренировать. Журналистки, телеведущие… Саша ни разу не пропустил то, что само шло в руки. Один раз девушка попросила его о странной вещи, не мог бы он её… «Ну, в общем… ты понимаешь… при муже». — «Как при муже?» — «А так… я ему про тебя сказала, и он хочет, чтобы… в общем он хочет смотреть на нас». — «С нами хочет?» — «Нет, только смотреть». Чёрт, Саша не знал, что ей сказать. Как это можно? Если бы просто втроем, тогда ещё ладно, но смотреть? Дикость. Сразу представил свою Нину. От отвращения его даже передернуло, ужас! Подруга смотрела на него вопросительно. Нет, он не хочет, но сказал он совершенно другое: «Ладно, попробуем». Саша сам себе удивлялся, как-то его понесло, что-то в этом было. Если не сейчас, то никогда.

Перед свиданием он плохо спал, было неспокойно, как он вообще сможет, когда будет публика. Но смог… всё было как бы обычно, и даже хорошо, но Саша не мог забыть, как войдя в знакомую квартиру, он увидел невысокого плотного мужчину, которому был представлен и даже пожал руку: «Александр, очень приятно». А потом они лежали голые на супружеской постели, Саша стоял на коленях и натягивал на себя чужую женщину, а её муж стоял за застекленной дверью и смотрел на них. При желании Саша мог даже увидеть его сквозь стекло, но он не смотрел. Да, его это возбуждало, делало сильнее, он как будто выступал на сцене. Но с другой стороны, ему было противно, он толстенького мужика презирал. Это презрение придавало ему энергии: «Вот, вот, смотри, как это делается, как я деру твою жену. Эх, ты, слабак, урод, извращенец». Он тогда нарочно встал во весь рост, повернувшись передом к мужу. Потом всё кончилось, но ещё пару лет Саша был с её подругой: спокойно, эстетично, без вульгарности, с удовольствием, но без ажиотажа.