Млечный Путь, 2016 № 02 (17) - [28]

— Я объясняю понятно. Если не понимаете, это ваши проблемы.

— Ли, как зовут ту девушку?

— Не ваше дело.

— Эта девушка и есть Крис?

— Не. Ваше. Чертово. Дело.

— Тогда просто поясни: ваши отношения с нею существуют в реальности?

— Да.

— И они являются правдой?

— Да.

— Единственной правдой и единственной реальностью в лживом, ненастоящем мире?

— Чего вы добиваетесь?

— А чем тогда является реальность, Ли? В чем суть лжи?

— Какая реальность?

— Реальность окружающего мира. Та, которую ты называешь двухмерной. Например, этот кабинет. В нем существую я, и этот стол, и кресло, на котором ты сидишь, диван и ковер. Перечисленные предметы, по-твоему, является реальностью?

— Допустим.

— Хорошо, а сад, который ты видишь за окном? Дорога, расположенная за ним? Это реальность?

— Что вы пытаетесь доказать?

— Слышишь шум в отдалении? По дороге едут машины, они реальны? Люди, управляющие ими, реальны? Почему ты называешь все это ненастоящим? Это метафора или твое видение?

— Наше время кончилось?

— Осталось пять минут.

— У меня голова болит, отвяжитесь от меня, а то вам придется собирать осколки моего разорвавшегося черепа с этого двухмерного пола.

— Хорошо, мы закончим на сегодня. Но подумай, пожалуйста, к следующей встрече, как ответить на мой вопрос.

— Я лучше поеду к предкам в проклятый Гонконг, чем буду думать над вашими вопросами. Пока, доктор.

4

— Вы знаете, что Лейбниц допускал существование только одного актуального мира? То есть только этого мира, нашего. На самом деле, он признавал возможность существования других миров, хотя размышлял так, исходя из ложного постулата. Это один из тех случаев, когда религия застит глаза даже очень толковым людям. Для Лейбница это было лишь способом обосновать абсолютную свободу Бога к творению. Бог настолько всемогущ, что может создать не один мир, а сколько угодно, хоть сто, хоть тысячу, хоть миллиард. Воля Бога бесконечна, поэтому не ограничена одной действительностью. Но при этом Лейбниц считал, что по-настоящему существует только единственный мир, наш. Тот мир, который выбрал для актуального существования Бог. Поскольку лично я ни в какие высшие силы не верю, то считаю…

— Ли, прости, что прерываю, но это действительно имеет отношение к нашему вопросу?

— К какому вопросу?

— В конце прошлой встречи я просил тебя ответить, что ты имел в виду, говоря…

— Да помню я, помню, не продолжайте. Реальное посреди нереального.

— И ты пытался объяснить мне это сейчас?

— Я просто говорил о концепции «возможных миров».

— И почему ты говорил об этом?

— Потому что мне захотелось. Это ведь мое право — выбирать тему. Могу рассказать о том, что съел на завтрак. Порцию мороженого с шоколадным сиропом. Да, я знаю, что это нездоровое питание, можете убрать осуждение с лица. Но я ем и делаю все, что хочу. Прерогатива жизни без родителей, представляю, как мне все завидуют.

— И тебе случайно захотелось рассказать о концепции миров, а не о том, что ты съел на завтрак?

— О концепции «возможных миров».

— Да, о ней.

— Просто захотелось, и все.

— Тебя интересуют подобные вещи?

— Нет, надо мной стоят с палкой родители и бьют меня, если я не успеваю прочитать перед завтраком главу из «Философии возможного». Господи, да мои предки думают, что Лейбниц — это какой-нибудь австрийский горнолыжный курорт!

— Ты связываешь свое будущее после школы с философским образованием?

— Я просто хочу понять, как все устроено.

— «Все»?

— Ага. Есть всего две возможности это сделать — физика и философия. Только они могут объяснить. Хотя Крис считает, что религия тоже, но мы же с вами понимаем, что это несерьезно. Я понимаю, во всяком случае, насчет вас не знаю, может, вы каждое воскресенье ходите на мессу и потом щупаете мальчиков из хора за задницы. Не переживайте, я вас не виню, у них, наверное, отличные, крепкие юные задницы, как орехи, приятно ухватиться, понимаю. Хотя не то чтобы я испытываю желание щупать задницы всех подряд. Абстрактные задницы меня мало интересуют, как и абстрактные сиськи. Чего усмехаетесь?

— Забавно прозвучало. Знаешь, в твоем возрасте любая девочка могла пробудить во мне…

— Я прекрасно знаю, что в моем возрасте стоит на кого угодно. На что угодно. На любые сиськи, на любые задницы, на саму идею задниц и сисек. Только не надо меня ни с кем сравнивать, о’кей? Я же сказал, абстракции меня не интересуют. Ни в каком виде.

— Что же тебя интересует, Ли?

— Конкретика.

— Ты имеешь в виду конкретного человека?

— Я имею в виду — конкретика. Ничего размытого, непонятного, размазанного. Только предельная ясность и четкость.

— Как в философии или в логике?

— Да, пожалуй. Хм, это, кажется, единственная нормальная мысль, которую я от вас слышал за все время, что сюда таскаюсь.

— Философия и логика привлекают тебя как системы мышления и познания мира? Своей стройностью, четкостью, методичностью исследования?

— Именно так.

— Возможностью объяснить реальность?

— Угу.

— Объяснить те вещи, которых в реальности не существует?

— К чему вы клоните?

— Вот смотри, ты говорил о концепции «возможных миров», согласно которой существует не только наш, видимый и ощутимый мир, но и те миры, которых мы увидеть не можем.