Млечный Путь, 2016 № 02 (17) - [22]

— Большинство людей — идиоты. Мои родители — идиоты. Меня тошнит от банального мышления, и от вас меня тошнит, потому что вы не исключение, что бы о себе ни воображали. Никакого впечатления вы на меня не произвели, ясно?

— О, но я не большинство людей. Я Доктор. Я Повелитель Времени с планеты Галлифрей из созвездия Кастерборус, мне девятьсот три года, и я тот, кто спасет твою жизнь и жизни шести миллиардов людей на планете внизу. Проблемы с этим? [5]

Ли развернулся, как во сне или в бреду, реальность подернулась, замигала, отступая на дальний размытый план, оставляя единственно четким, трехмерным, возмутительно ощутимым лицо, разделенное напополам улыбкой.

— Но ты можешь звать меня Дэвид, — мягко улыбнулся доктор Льюис, делая запись в своем блокноте. — Я очень рад, что тебе тоже нравится этот сериал. У нас нашлось нечто общее.

Затем он поднял глаза и сказал:

— Жду тебя на следующей неделе в это же время.

Туше.

3

Апельсины и свеча.

Миллион апельсинов и одна свеча.

Он не знал, почему одна. Или знал, не важно.

Наверное, потому, что много свечей сразу или даже всего две — это уже слишком. Получится не просто романтика, а романтика из любовного кино или из тех ужасных глянцевых книжек, на обложках которых герои похожи на силиконово-стероидное мясо с глазами.

Крис не нужна романтика, она не похожа на остальных девчонок. Тем подавай цветы, бриллиантовые фитюльки, пенные ванны с лепестками роз и посиделки во всяких заведениях, чтобы непременно держаться за руки, вот сидеть и держаться, пока пальцы не отвалятся. Томно вздыхать и говорить «о чувствах».

Ли вздрогнул, вообразив такое, хотя не исключал, что не все девушки в этом смысле одинаковы, с Радой, например, наверняка можно поговорить о чем-нибудь нормальном, просто разговор не сложился. На свидании он был под кайфом, поэтому в основном смеялся, как дурачок, на вечеринке они потерялись, в школе она сидела на уроках с независимым видом и не замечала его в упор. Обиделась на то, что он сбежал из дома Стэнфорда, а после даже не позвонил.

Но ему было все равно.

Может быть, у них и сложилось бы что-то, он допускал для себя такую возможность, ему вообще нравились некоторые девушки чисто внешне, и в жизни, и на экране, просто сейчас все потухло и потускнело, кроме одного человека.

Поэтому он пошел в супермаркет, пыхтя, приволок оттуда огромный пакет апельсинов и рассыпал их в кухне — на полу, на столе, везде, чтобы все стало оранжевым. А свеча нашлась в родительской спальне, куда он никогда не заходил, как будто комната была проклятой, но тут вдруг вспомнил, как мать устраивала иногда ужины, про которые говорила: «Пусть все будет красиво», включала слащавую музыку и делала умиленное лицо, красиво глядя на свою красивую семью. Фу.

Правда, пару раз было ничего. Когда она готовила ужин сама, а не заказывала еду в ресторанах. Получалось у нее неважно, но Ли уплетал с аппетитом, слушая, как они с отцом рассказывали о своих поездках: о бело-лазурных пляжах и автогонках в Дубае; о Пекинской опере и старом шанхайском центре, где над приземистыми домишками поднимаются, как великаны среди лилипутов, небоскребы с рогами на макушках; о нью-йоркском Мидтауне, похожем в ночной синеве на микросхему в мириадах светящихся точек. Их рассказы звучали, как волшебные сказки. Ли разглядывал фотографии городов и думал, что однажды мама с папой возьмут его с собой, и он собственными глазами убедится, что мир — большой и настоящий, если в нем все это действительно существует, и можно пройтись, поехать, полететь, дотронуться, попробовать на вкус, понюхать и лечь где-нибудь — на шероховатый асфальт, колкий гравий или нагретый, проваливающийся под тяжестью твоего тела песок — откинуться на спину и увидеть другое небо.

Но мир оказался суммой абстракций, Ли чувствовал себя в нем посторонним, а люди были уравнениями, не имеющими решения.

Все, кроме одного.

Человек, ради которого можно рассыпать миллион апельсинов и зажечь одну свечу.

Хотя, конечно, он сделал вид, что просто нашла на него такая причуда, всего-то.

А то вдруг Крис бы над ним посмеялась? Он бы этого не вынес.

Но она не засмеялась, а поцеловала его так нежно, что он растаял, и снова пришло ощущение покоя, счастья и расслабленности.

— И он вдруг берет и выдает мне монолог Доктора! — взахлеб рассказывал он, счищая с апельсина кожуру. — Про то, что он Повелитель Времени с планеты Галлифрей, ему сто три, тьфу, девятьсот три года, ну, я показывал тебе ту серию, помнишь? А он — бах! — и цитирует наизусть, и глазом не моргнул. Я просто обалдел! Да кто угодно бы обалдел, да? Сидит такой, серьезный, в очках и вдруг… «Проблемы с этим?» Ха! Еще интонацию здорово передал. Представляешь?

Крис, раскачиваясь на табурете, подбрасывала апельсин, ловя его одной рукой и подкидывая с каждым разом все выше. У нее опять был тот невнимательный, рассеянный вид, как будто она в комнате одна.

— Представляешь? — повторил Ли с нажимом, он ненавидел, когда Крис его не замечает. — Ты меня вообще слушаешь?

— Слушаю, — она подбросила апельсин под потолок и рассмеялась. — Такой же гик, как и ты, этот твой доктор. Откуда вы только беретесь?