Мизантроп - [4]

— Кто сказал, что в литературе хороши все жанры кроме скучного? — спросил я у Лиды.

— Кто-то из великих.

— Ты тоже так думаешь?

— Отстань, я работаю, мне до конца недели нужно два листа написать.

Будни футуронома

Забавную я выбрал себе профессию. Как правило, люди, нанимающие меня на работу, почему-то упорно считают, что я занимаюсь тупым толкованием будущего, чуть ли не предсказаниями. Это, конечно, не так. Будущее нельзя предсказать или контролировать. Нельзя. Увы! Я говорю об этом каждый раз, подписывая новый договор, однако работодатели пропускают мои слова мимо ушей, думают, что это шутка.

Их смех меня раздражает. Но ведь в моем утверждении нет ничего смешного. Понимаю, что настаивать глупо, ведь работу мне предлагают только потому, что считают, будто я кокетничаю, а на самом деле…

«У вас хорошие рекомендации. Вы, Уилов, один из лучших», — говорят заказчики.

«А это потому, что я никогда ничего не предсказываю и не собираюсь этого делать и впредь», — говорю я правду, а они смеются.

Приходится каждый раз вписывать в договоры пункт о невозможности предсказания будущего. Выглядит это, как каприз, или попытка заранее снять с себя ответственность за неизбежные ошибки. Но я просто хочу предупредить работодателей о том, чего они не смогут получить от меня. Стараюсь быть честным.

И все равно люди ждут точных прогнозов и считают меня человеком с отвратительным чувством юмора, когда я говорю, что это невозможно. Даже Лида уверена, что я разбираюсь в будущем лучше футурологов. Верит мне и радуется, когда мне предлагают новую работу.

— О, у тебя новый заказ, — сказала он, услышав, что я напеваю песенку «Колибри»: «Только две половины у мозга бьются о лобную кость». Это уже стало ритуалом.

— Человек захотел узнать о перспективах возрождения традиционных общин. Обещает хорошо заплатить.

— Интересно, почему они обращаются к тебе, а не к футурологам?

— Футурологи слишком прямолинейны, им не хватает чутья. Их предположения легко разбить. Они говорят о будущем, как о чем-то неотвратимом. А это не так.

— Но ты тоже говоришь о будущем. В чем разница?

— Еще раз. Будущее предсказать нельзя. Удается, если повезет, отыскать в настоящем проявление будущего. Оно уже здесь. Его можно попытаться понять и почувствовать. Этот подход настолько отличается от традиционной футурологии, что я предпочитаю называть свою работу по-другому — футурономией.

— Ясно. «Логос» — это знание. «Номос» — законы, по которым происходит развитие.

— Разница, как между астрологией и астрономией…

— И методы применяются разные?

— Лично я занимаюсь контент-анализом — пропускаю через себя потоки информации, рассчитывая, что удастся выловить какие-нибудь сведения о проявлениях будущего. У футурологов свои методы.

— А они пользуются контент-анализом?

— Не исключено. Отличие в том, как они поступают с обнаруженными фактами. Футурологи используют их для подтверждения своих прогнозов или фабрикации новых, я обращаю внимание на развитие ситуации.

— Ты так красиво сказал о том, что пропускаешь через себя потоки информации. А что это значит?

— Сажусь и тупо читаю ленты новостей, сообщения футурологов, статьи мечтателей и циников, то есть то, что обычные посетители Интернета в большом количестве выставляют в свободный доступ. Мое дело — выявлять тенденции. Собственно, это и есть контент-анализ.

— И чем же ты руководствуешься, отбирая материал?

— Только собственным чутьем. Иногда что-то кажется мне важным, иногда что-то нравится, иногда потрясает своей несуразностью. Зачем ты спрашиваешь?

— Хочу понять, почему ты выбрал себе такую работу. Почему тебя заинтересовало именно будущее?

— Я — человек загадка!

— Хвастун! Лучше скажи, ты бросаешь свою работу в Институте прикладной механики?

— Нет, конечно. За такое место надо держаться. Работа рядом с домом, — это большое удобство. К тому же, вести семинар о будущем — это такое удовольствие, что и словами не передать. Представляешь, по собственной инициативе ко мне приходят люди и рассказывают о вещах, до которых сам бы я никогда не добрался.

— И ты, конечно, этим пользуешься!

— Сознаюсь, виноват! Это самый циничный поступок, который за мной числится.

— Тебе еще и деньги платят.

— Это как водится. В сентябре опять начнем. Договор я уже подписал.

— Там есть хорошие ребята?

— О, да. Мы проговариваем многие важные вопросы. Это дисциплинирует и помогает посмотреть на очевидные факты под другим углом. На семинаре меня посещают неплохие мысли.

— Правильно, держись за Институт!

— А что?

— Хочу про тебя книжку написать. Вот только не знаю, о семинаре писать или о встрече с одноклассниками?

— Ты шутишь?

— Нет, — сказала Лида. — Из тебя получится отличный книжный персонаж. Давно пора было заняться тобой серьезно.

— Кто про меня захочет читать?

— Это уж моя задача. Справлюсь.

Одноклассница Ольга

Нет, семинар мне бросать не хотелось. Ни в коем случае нельзя было терять возможность разговаривать с нормальными живыми людьми. Как правило, со мной обычно общаются по Интернету. И это замечательно, я сам предпочитаю болтовне переписку. Во-первых, есть время подготовить ответ. Во-вторых, все, высказанное мной, а также в мой адрес, остается в сети, разговор не пропадает, его можно при необходимости восстановить, не торопясь перечитать, исправить неудачные аргументы, довести до ума лексику, поправить стиль, обнаружить неожиданные темы в словах собеседника, на которые сразу не обратил внимания. В голову приходят новые мысли и идеи. Это хороший материал для развития интеллекта. Уже то, что можно вернуться к важному разговору в любое удобное время — огромная ценность для аналитика. Нужно только научиться использовать преимущества, которые дают зафиксированные слова. Хороший повод посочувствовать мыслителям прошлого — у них не было компьютеров. Больше всего я жалею Льва Толстого, вот кому бы пригодились наши возможности.