Митяй в гостях у короля - [20]

В то время, когда «Русалка» проходила вблизи берегов Англии, Дмитрий вывел русский крейсер на просторы Средиземного моря, подставил бока корабля штормовому ветру и открыл замок крепежной колодки одного из сорока самолетов-истребителей, находившихся на палубе крейсера. И один из сорока самолётов, — они тоже были закуплены в России, — вмиг соскользнул с палубы корабля.

Это было третье действие спектакля. Дмитрий опустил занавес и приказал крейсеру следовать в Персидский залив.

Теснота на лодке диктовала стиль жизни экипажа, накладывала печать на характер взаимоотношений. Камбуз оккупировали женщины, там они варили, жарили, пекли, но многое делалось и на обеденном столе в кают-компании. Здесь чистили картошку, месили и разделывали тесто, шинковали овощи и фрукты. И в этой работе принимали участие мужчины, а сегодня ножом вооружился и Дмитрий.

— А что, братцы! — восклицал он весело. — Поживем под водой год-два и станем поварами! Вернемся в Питер и устроимся в рестораны.

— Два года? — удивилась Мария. — Это новость. Я состарюсь под водой, и кто меня тогда возьмет замуж?

— А вы замужем, — сказал Дмитрий. — К тому же подводная жизнь омолаживает человека, и вы станете тут еще краше. Вон посмотрите на Петра Николаевича — он уж почти десять лет плавает под водой, а румянец точно у красной девицы.

Капитан зарделся от смущения, румянец и точно выступил у него на щеках. Он сидел напротив Катерины и не смел поднять на нее глаза. Он раньше, хотя и был близко знаком с Дмитрием, но сестру его никогда не видел, и как только появился на лодке — еще там, в Малиновке, — так сразу же почувствовал магическую силу ее ласковых материнских темно-серых глаз. Именно материнских — такой эпитет пришел ему на ум при первом же знакомстве с ней. Она смотрела на него мягко, ласково и — улыбалась. Летами он был старше ее, а она говорила с ним, как с младшим, и угощала его как маленького, и просила не стесняться, а быть как дома. Сказала:

— Мы поплывем с вами вместе. Будем как одна семья.

Одно только его настораживало и пугало: близость к ней Саида. Этот «черный», он мысленно его так называл, распоряжается всем как хозяин и от Катерины не отходит ни на шаг. «Неужели… — являлась страшная мысль, — она его любит?.. И как можно любить чужого, далекого человека?..»

Подводник даже хотел принять крутые меры, если Саид будет домогаться ее любви и вздумает на ней жениться. Петр пока не знал, что это будут за меры, но решение это было у него непреклонным.

Если бы он мог заглянуть в душу Саида, то увидел бы там целый пожар страстей. Он любил Катерину и был уверен, что «русская красавица» станет жемчужиной его гарема, народит ему детей и целых десять или пятнадцать лет будет любимой женой, но, конечно, мысли эти скрывал и очень боялся, что их кто-нибудь и как-нибудь обнаружит. Любуясь собой в зеркале, он находил себя очень красивым, а положение сына Владыки давало ему право на любую женщину. Так он был воспитан, такая у него была психология. И хорошо, что Петр о ней ничего не знал — он бы не стал медлить со своими «крутыми мерами».

Все эти бушующие страсти в сердцах двух молодых людей не были известны Дмитрию, о них не ведал флегматичный и всегда спокойный Евгений, и даже Катя о них не подозревала, но их слышала мудрая проницательная женщина Мария Владимировна. Она видела и больше того: тихое, но упорное влечение к Катерине со стороны Евгения. Этот русый, атлетически сложенный богатырь, чем-то напоминавший древнеславянских воинов, редко смотрел на Катерину, еще реже с ней заговаривал, но даже и тогда, когда синие его глаза смотрели в другую сторону, Мария видела в них желание смотреть только на Катерину, слышать ее голос, служить ей и быть с ней рядом. Чутье такое встречается только у женщины, и Мария в высшей степени обладала даром угадывать тайные движения мужского сердца. Сама же она…

Но о ней мы расскажем позже, и еще много будем говорить об этой удивительной женщине, которую в новом для нее семействе все полюбили, но толком не знали за что. В ней было много тайн, но в сущности природа сотворила ее на редкость бесхитростной, простой и открытой.

Собравшись за столом — то ли на обед, то ли для приготовления пищи, или же просто побеседовать, любили ее рассказы о «новых русских» — о том, как они в одночасье стали богатыми.

Не боялась говорить о своем муже. Не называла его национальности, но все понимали, что он не русский. И только однажды она проговорилась: Аркадий ее имеет двойное гражданство.

— С воцарением Ельцина, — рассказывала Мария Владимировна, — к нам ночью позвонил Аркашин друг. Сказал:

— Утром подъезжай к «Стройбанку». Получишь кредит.

— Какой кредит?

— Ну, какой? — обыкновенный! Тебе дадут миллион.

— Миллион?.. А как же я отдавать его буду?

— Объявишь себя банкротом, и долг с тебя спишут.

— Ладно трепаться! Никуда я не поеду.

— Аркадий! Не будь идиотом. Завтра в один день мы сделаем сто тысяч миллионеров. И все они будут нашими людьми. Так решили там, в Кремле.

И заключил:

— Извини. Мне некогда. Нужно другим звонить.

И положил трубку. А муж мой сидел на постели и от волнения ворошил свои черные кудряшки.