Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э. - [145]

Биограф Помпея Плутарх намекает на некое недовольство и раздражение, связанное с неловким положением, в которое попал Помпей. Действительно, что же Помпей делал почти в тысяче миль (1609 км) к югу от Черного моря? Его послали убить или пленить Митридата в 66 г. до н. э., однако Митридат не только спасся, но и мирно правил Боспорским царством последние три года и уже готовился вторгнуться в Италию. Теперь устранение Митридата лишило Помпея законного оправдания для того, чтобы продолжать завоевывать лично для себя славу на Ближнем Востоке. Помпей послал официальное письмо римскому сенату. Эти новости встретили с великим облегчением и радостью, и Цицерон, который тогда был консулом, провозгласил десять дней благодарственных молебнов. Между тем Помпей медленно отправился в Понт, чтобы получить останки своего врага[533].

Но когда воины Помпея открыли на берегу гроб царя, лицо умершего было совершенно неузнаваемым! Все хорошо знали благодаря широко публиковавшимся портретам на монетах и статуях, как выглядел Митридат, — однако из-за разложения опознать тело было практически невозможно. Если верить Плутарху, бальзамирование провели не очень качественно: лицо разложилось, поскольку не удалили мозг. Конечно, долгое путешествие по морю во влажной среде, выставление напоказ в Амисе в летнее время, воздействие яда, результаты недавних ран лица, полученных Митридатом, а то и повреждения, нанесенные воинами Фарнака, тоже должны были сыграть свою роль[534].

Пропавшее лицо немедленно вызвало подозрение: а действительно ли это тело Митридата Великого? Неужели блистательный нимб Митридата — xvarnah (дух или удача) — действительно погас?

«Из суеверия» Помпей отвернулся (а может быть, и просто не захотел смотреть на труп, после того как услышал, что на лицо и смотреть не стоит). Те, кто осматривал тело, опознали его «по шрамам». Современные ученые принимают эти слова всерьез без тщательного анализа. Самый заметный шрам у Митридата, конечно, была отметина на лбу от молнии, которая поразила его в детстве, но на разложившемся лице ее невозможно было бы увидеть. По той же причине нельзя было заметить и шрам на щеке от раны, полученной в сражении в 67 г. до н. э. Тогда остается шрам от удара мечом по бедру (в том же сражении) и недавняя, смертельная рана, которую нанес Битуит (свидетелей этому не было). Если тело действительно было изуродовано людьми Фарнака, как об этом сообщил Дион Кассий, то старые шрамы увидеть было бы трудновато. Бывший друг Митридата, Гай, состоял в посольстве Фарнака (если верить Плутарху). Может быть, он и был одним из тех, кто опознал тело по шраму на бедре. Однако шрамы на бедрах были обычным делом для всех, кто ехал верхом в сражении, а отличительные шрамы Митридата на лице пропали. Это означает, что знаки царского достоинства в гробу были единственным физическим свидетельством того, что умерший был именно царем Митридатом.

Доспехи, кольчуга и поножи соответствовали богатырскому, как говорили, сложению Митридата; шлем был орнаментированным (может быть, и с перьями цвета гиацинта, как у Кира Великого). Были и другие богатые атрибуты царской власти: пурпурный плащ, богатый меч Митридата — одни только ножны стоили 400 талантов; его инкрустированный драгоценными камнями скипетр и золотая корона. Плутарх говорит, что Помпей восхищался этими чудесной работы вещами и «с удивлением рассматривал одежды, которые носил царь, и его великолепное драгоценное оружие». После ухода Помпея римские офицеры и некоторые люди, служившие ранее Митридату, окружили добычу, как шакалы: они забрали ножны и стали пререкаться из-за короны и других сокровищ[535].

Неизвестно, что чувствовал Помпей на самом деле. Сначала, наверное, это был почтительный трепет: ведь произошло такое значимое событие, кончилась эпоха, ушел из жизни харизматичный, чрезвычайно амбициозный, независимый монарх, который был неумолимым и неуловимым врагом Рима всю жизнь Помпея. Но Плутарх также намекает и на то, что Помпей ощутил некое опустошение, когда так неожиданно «счастливо закончил все свои дела» в этой кампании, которую провел к большой своей выгоде. Было и явное разочарование: ведь по сути Митридат снова ускользнул, снова бросив вызов, но теперь ему уже никогда нельзя будет отомстить: он отобрал славу у Помпея, возможность лично передать римскому народу и сенату того, кто совершил такое множество оскорблений, десятилетиями ведя войну. Самоубийство — как в древности, так и в наше время — могло стать благородным бегством от тирании или пленения врагами. Оно, кроме того, лишает победителя удовлетворения от убийства врага или отдачи его под суд[536].

Историк Дион Кассий подчеркивает, что Помпей не подверг тело Митридата какому-либо недостойному обращению или осквернению. Вместо этого Помпей сознательно подражал рыцарскому обращению Александра Великого с останками его персидского врага, царя Дария. Выказав уважение к телу, Помпей похвалил отважные подвиги Митридата и объявил его величайшим царем своего времени. Он оплатил царские похороны и приказал поместить тело рядом с праотцами Митридата. Никакому другому врагу Рима не были суждены такие почести. Как указывает историк Якоб Мунк Хёйте, обращаясь с Митридатом так, как обращались с Дарием, Помпей, по сути, понизил «царя-филэллина до восточного деспота», сам таким образом сыграв роль современного римского Александра