Мистерия Христа - [25]

— Безумная Балкис! Это наказание твоё — ибо что общего между тобою — слугою моей и отцом твоим Арраимом, чьи ноги на стезе Того, чьё имя я не могу произнести? Разделывайся сама как знаешь, но помни, что никакая Любовь Космическая не вырвет тебя из рук и сердца моего!

— Дух лжи и отрицания! — бестрепетно загремел я, Фалес Аргивянин, в ответ на последние слова Духа Отверженного. — Пусть уйдёт Царица Змей, духи Луны и духи пустыни, пусть останусь один я, Фалес Аргивянин, носитель Священного Маяка Вечности с Семенем Великой Любви Космической в сердце и вступим с тобой в страшный и грозный бой за душу прекрасной Балкис, ибо вот — отец её — Арраим Четырежды Величайший поручил мне не погубить её, а наставить на стезю добра!

С глубоким удивлением смотрел на меня Дух Отверженный. И вот — как бы разгладилось его чело, а глаза загасили злобу и засияли каким-то другим, странным, как бы сочувствующим светом.

— Храбрый эллин, — раздался его насмешливый голос. — Или ты думаешь, что в предназначениях моего бытия заключаются и драки со всякими человеческими червями, мнящими себя мудрецами потому только, что на челе у них горит крестообразный знак? Или Премудрый Гераклит не внушил тебе, что борьба со мною есть борьба во времени? Имеешь ли ты достаточно Манвантар в твоём распоряжении, фиванский червяк, чтобы решиться на эту борьбу? Иди своей дорогой, червяк, — и кто знает? Со временем, если ты поумнеешь, быть может, мы поговорим с тобою, ибо всё-таки из всех человеческих червяков ты наиболее обещаешь в будущем…

И сразу погас огонь его очей, рассыпались очертания головы и тела, рассеялся хаотический туман, и вновь выступила из него стена зала.

Я оглянулся вокруг. Мирно покачиваясь взад и вперёд, по-прежнему молился закрытый с головою равви Израэль; задумчиво пощипывая бородку, стоял мудрый Лао-цзы, а дальше — возле трона Балкис — лежала в самых неестественных позах скорченная толпа её мудрецов. Сама Балкис, бледная как смерть, неподвижно сидела на троне, вперив безумные очи в рубиновые глаза Царицы Змей, с шипением продолжавшей перед ней свой таинственный танец.

Я произнёс заклинание, и она медленно вернулась ко мне и снова вползла на меня, опоясав моё тело.

Мудрецы Балкис начали выказывать признаки жизни, а сама Царица, глубоко вздохнув, закрыла лицо руками.

Долго длилось молчание. Наконец Царица прерывающимся голосом произнесла:

— Ты победил прекрасную Балкис, Аргивянин. Иди и возвести миру её поражение…

— Ты воистину безумна, Балкис, — ответил я. — Никого я не побеждал, — победил твой отец, Арраим Четырежды Величайший и Любовь Божественная. Но если ты признаёшь своё поражение, то я требую от тебя: отпусти тотчас со мною тех трёх Посвящённых Фиванского Святилища, которых ты приковала к трону своему красотой и мудростью своей…

Прекрасная Балкис пожала плечами.

— Зачем они мне, о, Аргивянин!

— сказала она. — Бери их. Но скажи, мудрый эллин, от себя ли ты заступился за душу мою пред Господином Огня Земли или от имени отца моего?

— От себя, Царица, — ответил я.

— Ибо я знаю, что Любовь Космическая царит в сердце Арраима: и вот — как же он бросит дитя своё на погибель Пралайи? А что может противостоять мудрости и силе первого Мага планеты?

— Ты воистину мудр, эллин, — слабым голосом сказала, подумав, Балкис. — А теперь — идите от меня, Мудрые, — обратилась она к нам троим, — и оставьте бедную Балкис в одиночестве, дабы могла я подумать о… Любви Космической, — с лёгкой насмешкой окончила она.

— Да пребудет с тобою Дао, душа заблудшая, — тихо ответил ей Лао-цзы.

— Адонаи, да будет благословенно его Имя, да посеет мир в смятенной душе твоей, — проронил тихо равви Израэль.

— Да осенит Любовь Божественная сердце твоё, Балкис, и да возвратишься ты в объятия отчие! — громко сказал я, Шалее Аргивянин, и накинул на Царицу покров из дыхания Мудрости своей.

Сразу порозовели её щеки и загорелись жизнью и силой синие глаза.

— Я не забуду пожелания твоего, Аргивянин, — звонко сказала она. — Трижды побеждала я Фиванское Святилище, но на четвёртый — ты отомстил с лихвой, мудрый эллин. Но да видит Небо! — нет на тебя злобы в душе моей.

И вот мы оставили прекрасную Балкис. На этот раз я, Фалес Аргивянин, взял у равви Израэля четырёх верблюдов, поместив на трёх из них отвоёванных мною изменников Святилища.

Тепло, со взаимными благословениями, распростились мы трое, не забыв дать дыхание своё[117] в награду мудрой Царице Змей.

И сказал мне на прощание мудрый Лао-цзы:

— Аргивянин! Много есть часов, дней и годов в Дао бесконечном; но счастливейшим из них будет тот, в который я снова встречусь с тобою, благородный эллин. Душа моя прочла в книге Дао, что я буду призван Величайшим из Величайших к служению Ему. Помни, Аргивянин, если я позабуду в то время о встрече нашей, ты напомнишь мне о ней!

— И я знаю, что не в последний раз встречаюсь с вами, Мудрые, — подтвердил равви Израэль. — Воистину планета наша мала для Мудрых…

Велико было торжество в Фиванском Святилище, когда я, Фалес Аргивянин, прибыл туда.

С дивною пышностью отправили мы богослужение в храме Изиды, и вот — сам Гермес Трижды Величайший, явившийся нам в облаке огненном, увенчал меня, Фалеса Аргивянина, Лучом высшего Посвящения. А затем Иерофант Святилища Мудрый Гераклит низвел Огонь Пространства на головы приведённых мною изменников Святилища, отдав души их во власть Царицы Змей, верно служившей мне в путешествии моём.