Мистериум - [39]

Она открыла свой обтянутый телячьей кожей чемоданчик.

— Я принесла это вам. Позаимствовала у одного из солдат. Он сказал, что это для дочери, но читал её сам. Боюсь, книга совсем детская, но ничего другого мне за это время раздобыть не удалось.

Книга оказалась потрёпанным томом в твёрдом переплёте в двенадцатую часть листа; название вытиснено золотом:

«События истории, от Сотворения до наших дней, с иллюстрациями».

Она испускала едкий запах мокрого полотна. Декс взял её.

— Вы сможете составить общее впечатление, — сказала Линнет, — хотя я не ручаюсь за детали.

Он снова посмотрел на неё. Интересно, что представляет собой эта книга — исполнение обещания, стратегическое предложение, просто доброе отношение? Её лицо было ничем не омрачено, в некотором смысле наиболее совершенное лицо, какое Декс когда-либо видел: круглое, доброе и безмятежное. Однако закрытое. На каждую унцию, что отдавалась наружу, другая удерживалась внутри. Может быть, в сложившихся обстоятельствах это и неудивительно, но всё же.

— Мне бы хотелось получить книгу взамен.

— Какую книгу?

— Одну из ваших. Я заглянула к вам в комнату, когда прокторы впервые привели меня к вам. У вас есть книги. Вы книгочей. Но не по истории. Что-нибудь литературное. Что-то, что вам нравится. Думаю, это будет поучительно.

— Для какой шляпы?

На секунду она как будто обиделась.

— Для моей.

Он уже месяц таскал в кармане пиджака вконец обтрёпанного «Гекльберри Финна» в бумажной обложке, и ему не хотелось с ним расставаться. Он достал книгу и протянул её Линнет.

— Этому тексту больше ста лет. Но, я думаю, вы уловите фишку.

— Фишку?

— Суть. Значение.

— Понятно. Это одна из любимых ваших книг?

— Можно сказать и так.

Она приняла её с благоговейным видом.

— Спасибо вам, мистер Грэм.

— Зовите меня Декс.

— Да. Спасибо.

— Расскажете потом, что вы о ней думаете.

— Хорошо.

Он свернул карту и вызвался проводить её к мотелю «Блю Вью», где жили гражданские специалисты. На улице она помрачнела: сегодня было ясно, но достаточно холодно, чтобы ранний снег не таял даже на дороге. В её белом пальто она может сойти за кого угодно, подумал Декс. За любую симпатичную женщину на ветреной улице. Ветер заставил покраснеть её щёки и мочки ушей и уносил её дыхание обрывками тумана.

Интересно, когда теперь он увидит её снова? Но он не смог придумать благовидного повода, чтобы спросить.

Она остановилась на углу Бикон и Оук и повернулась к нему.

— Спасибо, что проводили.

— Не за что.

Она помедлила.

— Вероятно, мне не следует этого говорить. Но до меня доходили слухи. Слухи о нарушениях комендантского часа. Прокторы за этим следят. Декс…

Он покачал головой.

— Меня уже предупредили на этот счёт. Демарш запугивал меня собственной персоной.

Её голос понизился почти до шёпота.

— Не сомневаюсь. Это потому что он может. Это в его характере. Но я не собираюсь вас пугать. Я просто хочу сказать: будьте осторожны.

Она повернулась и поспешила прочь, а он стоял на ветру и смотрел ей вслед.

∞

«Глашатай Ту-Риверс», еженедельная газета, не выходил со дня кризиса в июне. Той осенью его издание возобновилось.

Редакция «Глашатая» располагалась на Грейндж-стрит, однако типография находилась в Киркленде, в шестидесяти милях  отсюда, а начиная с июня гораздо дальше. Там, где раньше был город Киркленд, теперь раскинулся сосновый лес с текущим сквозь него заледенелым ручьём.

Новый «Глашатай», единственный лист тряпичной бумаги, появился благодаря сотрудничеству прежнего редактора и комиссии наблюдателей Бюро. Текст состоял из объявлений армейских властей и прокторов. Отключения электричества в восточной части города — временное явление; ремонт будет завершён до конца месяца. Новый пункт распределения продовольствия открыт на пересечении Причард и Найт. Там также была пафосная редакционная статья, в которой говорилось, что возобновление издания газеты предвещает лучшие времена для Ту-Риверс, «словно унесённого штормовым ветром в неизвестный океан и плывущего к тихой гавани под спокойными ветрами сотрудничества».

На задней странице выделялась колонка с анонсом программы, в рамках которой холостым мужчинам в возрасте от семнадцати до тридцати пяти будет позволено ходатайствовать о профессиональной переподготовке и переезде в другие районы Республики; в период обустройства на новом месте будет выплачиваться пособие. Программа открыта для «Белых, Евреев, Отступников, Негров, Мулатов и Прочих — каждый может принять участие». Это объявления привлекло значительное внимание в городе.

Добровольцев нашлось всего несколько. Многие были не местные — они случайно оказались в городе, когда всё случилось, и не видели причин здесь оставаться. Другие были молодыми людьми, которым осточертели ограничения военного положения. Переезд разрешили всем.

Первый конвой покинул город 3-го ноября, увозя из города двадцать пять гражданских.

У некоторых были семьи. Они махали сёстрам и родителям, пока грузовик, громыхая, выезжал на юг с парковки перед супермаркетом «A&P» под холодным дождём и порывами ветра.

Кто-то улыбался. Кто-то плакал. Все обещали писать. Ни одного письма так и не пришло.

∞

Клиффорд Стоктон часто думал об отце, особенно когда солдат приходил к его маме.