Мистериум - [31]

— Странно, что они смогли туда войти.

— На них была специальная одежда, — сказал Клиффорд, — вроде водолазных костюмов, со шлемами. Они вошли туда, а потом вышли.

— Несли что-нибудь с собой?

— Коробки, картотечные ящики. Книги. Иногда трупы.

Трупы, подумал Говард. Комплекс был не так пуст, как казалось. Разумеется, нет. Здесь погибли люди… большинство в своих постелях, не на виду.

— Они очень хорошо сохранились, — добавил Клиффорд.

— Кто?

— Трупы.

— Клиффорд, как ты мог это разглядеть с такого расстояния?

Мальчик какое-то время молчал. Что-то задело его в этой фразе. Избегая смотреть Говарду в глаза, Клиффорд, наконец, заговорил:

— У мамы есть друг. Солдат. Приходит иногда. Это он нам приносит хлеб для сэндвичей. Иногда шоколадку. — Клиффорд пожал плечами, явно испытывая неловкость. — Он, в общем-то, неплохой человек.

— Понимаю. — Говард тщательно следил, чтобы его слова звучали нейтрально. — И он что-то рассказывает?

Мальчик кивнул.

— Обычно за завтраком. Любит похвастаться.

— Он был здесь?

— Был, когда выносили труп. Сказал, что он будто только что умер. Никакого разложения. — Снова пожатие плеч. — Если, конечно, не врал.

— Клиффорд, это может быть важнее всего. Ты помнишь ещё что-нибудь из его рассказов? Что-нибудь о том, что они там ищут или что нашли?

Мальчишка устроился на гранитной плите поодаль от края склона.

— Он не слишком много рассказывал. Думаю, ему и нельзя было. Сказал, что люди, когда выходили оттуда, даже в костюмах, то говорили о странных вещах, что там видели. Они не могли там оставаться слишком долго или заходить слишком далеко. Они от этого болели. Кое-кто из тех, что вошли туда первыми, умерли.

Говард снова подумал о лейкемии шефа Халдейна.

— А ночью, — продолжал Клиффорд, — все уходят. На ночь здесь никто не остаётся. Потому что всё становится ещё более странным.

— Как именно странным?

Мальчик пожал плечами.

— Это всё, что я помню. Люк правда не слишком много болтает. В основном жалуется на прокторов. Он их ненавидит. Большинство солдат их ненавидит. Это прокторы продолжают посылать туда людей; солдаты просто исполняют приказы. Люк говорит, что солдатам приходится идти на такой риск, потому что прокторы решили, что это важное место. — Мальчик помолчал, словно бы обдумывая сказанное. — Но оно ведь правда важное, да? И потому вы здесь.

— Да, — ответил Говард. — Потому я здесь.

Мальчишка отвернулся. Он выглядел очень маленьким на фоне синего простора неба. Над обрывом задувал ветер.

— Так много всего произошло, — сказал Клиффорд. — Никто не знает, где мы на самом деле — где оказался весь город. Но кажется, что дом остался где-то очень далеко. — Он повернулся к Говарду, отчаянно хмурясь. — Я не знаю, что тут случилось, но трудно поверить, что кто-то сможет такое исправить.

Говард смотрел на лес за разрушенными зданиями, где земля оджибвеев незаметно переходила в древнюю сосновую чащу. Холмы уходили к горизонту и терялись в осенней дымке. Было бы так легко шагнуть в эту даль. Умереть или найти новую жизнь. Уйти.

— Может быть, исправить можно, — сказал он. — Я попробую.

∞

Он вытянул из Клиффорда всё, что тот знал, и когда мальчишка сел на свой велосипед и укатил прочь, Говард нарисовал грубую схему комплекса, оценил расстояния и грубо прикинул окружность светового купола.

Он перешёл через шоссе до наступления темноты и провёл ещё одну ночь в лесу неподалёку от города; ничто не тревожило его сон.

Он оставил своё походное снаряжение, завёрнув его в тент от палатки и закопав в кучу листьев — когда-нибудь он снова сюда придёт — и вернулся домой через город. От него разило потом и страшно хотелось пить, однако он успел добраться до своего подвала до начала комендантского часа.

Говард прибыл в этот новый мир практически без ничего. Всё его имущество помещалось в единственной холщовой сумке, засунутой за водонагреватель в доме Кантвеллов. Он достал сумку и открыл её. Внутри было совсем немного вещей. Записные книжки, журнальные статьи, которые он планировал прочесть, его свидетельство о рождении, служебное удостоверение… и это.

Говард достал его из сумки и осмотрел под светом лампы. Единственный лист канареечно-жёлтой бумаги, вырванной из блокнота. На листе было написано: Стерн. И телефонный номер.

Глава шестая

Милош Фабрикант был самым старшим в батальоне учёных, которому была поручена разработка нуклеарной бомбы.

Каждый день, если позволяла погода, он ехал на велосипеде от своего дома — унылого бункера, полного унылых мужчин-физиков — к своему месту работы, офису в одном из пяти огромных зданий, стоящих на унылой плоской равнине где-то в глубине северной Лаврентии.

Каждый день он  приходил к одному и тому же выводу: всё здесь слишком большое. Детали ландшафта, небо, произведения человеческих рук. В самом деле, здесь находилась крупнейшее рукотворное сооружение, когда-либо созданное человечеством, гигантское квадратное здание, полное ваккумных калютронов — он проезжал мимо него по равнине, залитой гладким чёрным асфальтом под небом, грозящим пролиться дождём.

За год, прошедший с тех пор, как работа началась всерьёз, Фабрикант перестал удивляться этому памятнику тщеславия человека и природы. К следующему дню Вознесения ему исполнится семьдесят, и то, что теперь его радовало — одно из его маленьких личных удовольствий — было гораздо проще: то, что он всё ещё  способен проехать эти ежедневные две мили на велосипеде. Крутя педали, он ощущал себя атлетом. У него были коллеги возрастом едва за сорок (к примеру, этот боров Моберли, инженер-материаловед), у которых не хватило бы дыхания и на половину пути. Катя сквозь мрачные сны войны на дребезжащем велосипеде, Фабрикант чувствовал себя способным жить вечно.