Мистер Слотер - [33]

— Ой! — забеспокоился Слотер, — мне нужно по-серьезному.

— Для того штаны есть, — ответил Грейтхауз, взял у Мэтью пистолет и осторожно снял курок с боевого взвода. — Ты правь, я буду охранять.

Мэтью отвязал коней, сел на сиденье, вытащил тормоз и взял вожжи. Грейтхауз забрался рядом с ним, повернувшись лицом к арестанту. Пистолет он положил на колени.

— Осторожнее езжайте, джентльмены, — сказал Рэмсенделл с некоторой радостью в голосе — очевидно, от облегчения. — Быстрой вам дороги, и да хранит вас Бог.

Мэтью повернул лошадей и направил их в сторону большака. Хотелось ему хлестнуть вожжами да пустить коней рысью, но прежние попытки «быстрой дороги» приводили только к медленному топоту старых копыт. А теперь еще лошадям приходилось тащить лишних двести фунтов.

Сзади слышались вопли и завывания безумцев за решетками окон.

— Прощайте, друзья! — мощным голосом крикнул им Слотер. — Прощайте, добрые души! Мы еще встретимся с вами на дороге в рай! — И потише добавил: — Ах, моя публика! Как же они меня любят!

Глава восьмая

— Дождем пахнет.

Это были первые слова, которые произнес Слотер после выезда из общественной лечебницы для душевнобольных. Лошади к тому времени протащили фургон уже четыре мили по большаку, и Мэтью сам видел, как на западе клубятся тучи, наваливаясь черным брюхом на землю, и тоже слышал едва заметный характерный металлический запах, предвещающий бурю. Но как это Слотер…

— Вы, наверное, спрашиваете себя, — продолжал арестант, — как я могу ощущать какой бы то ни было запах в условиях, когда от меня самого так… гм… пахнет. Увы, я не всегда был таким. Я каждый раз радовался дню купания и бритья, хотя мне, конечно, не разрешали держать бритву. Но и этих радостей меня лишили, когда врачи так испугались одной моей тени.

Он замолчал, ожидая ответа от Грейтхауза или от Мэтью, но не дождался.

— Хорошее бритье, — продолжал он, будто ведя разговор в палате лордов, — это неоценимое сокровище. Гладкая кожа кресла, облекающая спину просто… просто вот так. Горячее полотенце, от которого пар идет, чтобы подготовить лицо. Теплая пена, пахнущая сандаловым деревом, нанесенная пушистой барсучьей кисточкой. Нет-нет, не слишком много, нельзя же зря тратить такую ценность! А потом… потом сама бритва. Джентльмены, создавал ли разум человека инструмент более совершенный? Ручка — костяная, или из благородного слонового бивня, или твердой древесины ореха, или же сверкающего перламутра. И само лезвие, тонкое, изящное, и такое женственное. Красота, симфония, блестящее произведение искусства!

Он слегка звякнул цепями, но Мэтью все так же смотрел за дорогой, а Грейтхауз не сводил глаз со Слотера.

— Бороды рыжие, каштановые, черные, — говорил Слотер. — Я все их выбривал. Как хотел бы и вас… выбрить. Вас просто необходимо выбрить, сэры.

У Мэтью был с собой мешок под сиденьем рядом с флягой для воды, где лежала его собственная бритва и мыло для бритья. Он соскреб свои бакенбарды сегодня утром, а Грейтхауз обычно несколько дней обходился без этой любимой Слотером процедуры.

Слотер несколько минут помолчал. Мимо проехал всадник в штанах из оленьей кожи и кивнул в знак приветствия. Мэтью снова посмотрел на медленно приближающиеся тучи. Хотя у него и у Грейтхауза были легкие плащи, подложенные вместо подушек на жесткие сиденья, он пожалел, что не взял с собой настоящий касторовый плащ, зная по опыту, что холодный дождь может очень сильно испортить поездку. Но октябрь — месяц непредсказуемый.

Слотер прокашлялся.

— Я надеюсь, вы, джентльмены, не затаили против меня недобрых чувств за то, что я сказал Джейкобу правду. Видите ли, я симпатизировал этому молодому человеку. Мне его было жалко — ему эти врачи правду не говорят. И я от всей души надеюсь, что та правда, которую он от меня услышал, придаст ему сил пойти в сарай, взять веревку и повеситься.

Мэтью знал, что Грейтхауз не сможет воздержаться от замечания, и не ошибся. Хриплый голос переспросил:

— От всей души?

— Абсолютно. Да вы сами подумайте! Только что это был здоровый молодой человек, обладатель — насколько мне известно — жены и двух детишек. А потом случился этот ужас на лесопилке, в чем явно не было его вины. И вот он сейчас вполне процветает и счастлив, если ложь может сделать человека счастливым, но что ждет его в будущем? Он не выздоровеет. Состояние его не улучшится ни на йоту. И что же с ним станется? Что, если Рэмсенделл и Хальцен уедут, а на их место придет более… скажем, суровый распорядитель? Можете себе представить, какие жестокости ждут беднягу? Сейчас он — просто дыра, в которую эти врачи спускают время и деньги, потому что есть же у них пациенты, которым можно помочь. Таким образом, Джейкоб является препятствием в их работе, а улучшить его положение невозможно. И еще сэр: привели бы вы к нему его жену и детей, чтобы они увидели, во что превратился их отец? Вернете ли вы его в семью, где он будет обузой и препятствием к процветанию для тех, кого любил? — Слотер прищелкнул языком. — О нет, сэр! Если Джейкоб не убьет себя, то рано или поздно один из этих двух врачей сообразит, что для больницы будет очень, очень кстати, если произойдет небольшой инцидент там с топором или заступом, и бедного больного избавит от страданий. И ведь вы, конечно, верите, что Небеса — куда лучшее место, нежели здесь? Не так ли, сэр?