Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - [13]
Стоя у камина, веселый огонек которого приятно пригревал ему ноги, мистер Бантинг, исполненный супружеской нежности, расчувствовался и решил заменить свои пессимистические взгляды на будущее более оптимистическими. В самом деле, счета не такие уж страшные, за предыдущие кварталы набиралось не меньше. Небольшая головомойка — вещь вполне законная, когда хочешь внушить детям необходимость жить более экономно. Он только этого и требует — разумной экономии. Не мелочности и не скряжничества, как им кажется, а разумного расходования средств до тех пор, пока обстоятельства не изменятся к лучшему. Правда, у Брокли дела его идут не совсем ладно. Надо объясниться с Вентнором. А если с Вентнором все уладится, тогда можно жить спокойно и ждать, когда сыновья начнут зарабатывать побольше и станут на ноги. Сейчас вся беда в том, что он расклеился. Нервы. Истрепанные нервы; в «Домашнем лекаре» они так и нарисованы — болтаются лохмотьями. Сейчас хорошо бы пропустить стаканчик. Отчасти это, конечно, роскошь — двенадцать шиллингов шесть пенсов бутылка, но лучшего подкрепительного не сыщешь. Сотрудник «Сирены» по медицинским вопросам утверждал, что стаканчик виски не может повредить человеку, которому уже перешло за сорок, и мистер Бантинг с особенным вниманием отнесся к этим его словам. Выпив виски, он всякий раз говорил миссис Бантинг, что чувствует себя значительно лучше. Оно «подбадривает» его и, повидимому, служит хорошим средством против разжижения желудочного сока.
— В кино? — спросил мистер Бантинг Криса и Эрнеста, которые появились в пальто и шляпах. Элегантные молодые люди, заботятся о своей внешности.
— Но забудьте потушить свет в гостиной.
— Там Джули, папа.
Тихо напевая что-то; он вошел в гостиную. Джули уже бросила складывать картинку и, сидя с ногами на кушетке, читала журнал в яркой глянцовитой обложке — один из тех, к которым мистер Бантинг относился неодобрительно, так как они посвящали свои страницы частной жизни кинозвезд.
— Хэлло, папочка, — улыбнулась ему Джули. — Не смешай мою картинку. Я уже сколько времени над ней бьюсь. Ужасно трудная.
Попыхивая трубкой, мистер Бантинг бросил небрежный взгляд на не сложенную до конца картинку. На ней изображалась процессия лорд-мэра — не современная процессия, которую он считал убожеством, а живописное полнокровное зрелище времен его безрадостного детства. Солдаты в довоенных красных мундирах, выложенные перламутром портшезы, щеголи во фраках и торжественный краснолицый лорд-мэр, подобающей ему важности и тучности.
И вдруг мистер Бантинг рассмеялся: — Ну-ка, Джули, поди сюда на минутку. Красный кусочек — это нос лорд-мэра. — Он приладил его на соответствующее место.
— Ой, папа, какой ты молодец!
— Теперь нужно бакенбарды, белые бакенбарды. Сейчас найдем. Давай переложим на стол.
— Хочешь, я включу камин?
— Нет, милочка, в столовой уже горит. Два камина сразу не стоит. Не забывай про счета.
— Правильно, — послушно сказала Джули, поднесла ему спичку — и заставила его несколько раз пыхнуть трубкой. В ней словно всплыла прежняя ребяческая нежность к отцу.
— Папочка, — сказала вдруг Джули, — можно мне поехать в субботу на экскурсию со школой?
— Экскурсию? — повторил он. В сердце его закралось подозрение, что все эти нежности Джули объясняются меркантильными соображениями, но он отогнал от себя такую черную мысль.
— Да, в Виндзор. Мэвис тоже собирается. Почти все едут. Мисс Морган-Делл достала разрешение, и мы буден осматривать всякую всячину. Ужасно интересно. И всего семь шиллингов шесть пенсов.
Мистер Бантинг выпятил губы.
— Ну, там будут еще кое-какие расходы, например, чай. Ах, палочка! — и ее мягкие руки нежно обвились вокруг шеи мистера Бантинга. — Как мне хочется поехать!
— Там видно будет.
— Но в понедельник надо уже внести мисс Морган-Делл все деньги. Папочка, ну позволь!
Рука мистера Бантинга как-то сама собой полезла в карман и начала исследовать его содержимое. В кармане были обнаружены несколько шиллингов, полкроны (или это пенни?) и мелочь, которую, честно говоря, следовало бы вернуть миссис Бантинг. Эти небольшие личные сбережения откладывались им для себя и были предназначены на покупку бутылки «Принца Чарли».
Однако, подчиняясь той власти, которую женщины имеют над мужчинами еще с тех давних пор, когда денежными знаками служили морские раковины, мистер Бантинг неохотно вытащил руку из кармана и пересчитал монеты.
— Девять шиллингов и четыре пенса. Все, что у меня есть.
Оба они помолчали несколько минут.
— На, дочка, возьми, — со вздохом сказал он. — Когда же и веселиться, как не в твои годы.
— Папочка, ты ангел! — вскрикнула Джули и расцеловала его с совершенно необычной горячностью. А потом вдруг вырвалась из отцовских объятий... Секунда — и ее шаги донеслись уже с лестницы. Мистер Бантинг услышал какую-то возню наверху. Джули носилась по своей спальне, открывала и закрывала ящики, потом что-то стукнуло, наверное, сбросила туфли с ног.
«Что она такое придумала?» — недоумевал мистер Бантинг. Он встал и пошел ей навстречу, когда она уже сбегала вниз по лестнице. Может быть, купила ему какой-нибудь маленький подарочек, как это бывало раньше?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.