Миссия возможна - [39]

Однако в обыденной речи под сектами часто понимаются не тоталитарные культы, а просто объединения христиан, не принадлежащих к Православной Церкви. Сюда относят баптистов, адвентистов, лютеран и пятидесятников, и пр. Иногда к сектам ошибочно причисляют и католиков, но в любом случае, в отношении их всех следует руководствоваться другим документом – «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию». Здесь основной термин – не противостояние, а диалог[26].

Где-то посередине находятся т.наз. новые религиозные движения, такие, как кришнаизм, неоязычество («родноверие»), неопятидесятничество и пр. Соборные документы не знают этого термина и, соответственно, не предписывают определенного отношения к ним. Нет пока соборных определений и о традиционных конфессиях – исламе, буддизме, иудаизме.

Очевидно, отношение в каждом случае должно быть индивидуальным, и может колебаться от противостояния до диалога – в зависимости от того, с кем мы имеем дело.

Миссия в истории

Яркий пример того, как по-разному можно подходить к миссии среди различных аудиторий, нам оставлен в лице Ап. Павла. В Деяниях апостольских или Писаниях самого Ап. Павла мы находим противостояние – и оно касается иудеев, не признающих Христа. Однако это противостояние не выливается за рамки словесного диалога со многими доказательствами. Это они, а не он, прибегают к помощи государственной машины, чтобы возбранить благовестию. В общении с представителями языческой философии в Ареопаге Павел испытывает возмущение духа, но остается подчеркнуто вежлив, отыскивая в вере своих собеседников то, что может стать общей платформой для проповеди Единого Бога и посланного Им Иисуса Христа. Только дважды мы встречаемся с борьбой, инициированной самим Павлом – в случае с Елимой волхвом и служанкой, одержимой духом прорицания – но борьба эта ведется на духовном уровне, а не с плотью и кровью, - как Павел и учит в Послании к Ефесянам (6:10-20). Как и его Божественный Учитель, Павел борется со властью тьмы, но эта власть не ограничивается только принадлежностью к какой-то нехристианской религии, какому-то культу: власть тьмы везде, где царствует грех – а это может быть даже в самой Церкви (1 Кор. 5 гл., Лк. 22:53).

Вторым этапом христианской миссии можно назвать период апологетов. Здесь мы выборочно остановимся на деятельности Иустина-философа, Климента Александрийского и Иринея Лионского. Диалог Иустина с Трифоном-иудеем является памятником уважительного спора, который направлен на то, чтобы не задавить противника аргументами, а помочь найти истину. Позднее апологетические книги, к сожалению, часто будут писаться без уважения к убеждениям оппонента, с позиции победившего большинства, но Церковь сохранила для нас это произведение как образец культуры диалога.

Иначе построен труд свт. Иринея «Против ересей». В условиях, когда гностицизм наступает и претендует на то, чтобы быть подлинной церковью Христа, уводя из Церкви верных, Иринею приходится достаточно резко парировать атаку своих оппонентов. Он блестяще развенчивает их логику, использует юмор и сарказм, иногда обращается к личным историям оппонентов, но никогда не смакует подробности их греховной жизни, копаясь в их грязном белье. Ириней оставил нам замечательное напоминание о том, как вести полемику с самыми опасными противниками, не опускаясь до их уровня.

Наконец, обратимся к тому, как интерпретируется языческое философское наследие. Климент Александрийский готов записать в анонимных христиан и Сократа, и Платона – ведь все доброе, что есть в мире, принадлежит нам, христианам. Большинство апологетов разделяли позицию Климента, видя проявления Логоса у своих оппонентов и призывая не противостоять Церкви, а найти в ней полноту истины.

Период апологетов уникален тем, что в условиях гонений от государства, испытывая атаки гностиков, Церковь не просто устояла, но выросла и стала самой мощной силой, которая пришла на смену язычеству. И, надо заметить, что обращения в христианство здесь были связаны не только со словесной полемикой, сколько с примером евангельской жизни – и героической смерти за веру – рядовых христиан. Ни одна миссия, ни один диалог не будет успешным, если в Церкви человек не будет находить примера жизни по Евангелию. И в этом смысле сегодня перед Церковью стоит задача измениться внутри, прежде чем идти менять жизнь других – иначе даже самая замечательная проповедь разобьется о реальность жизни.

Собственно, этой задаче и была посвящена эпоха Отцов и Учителей Церкви. На самом деле, нельзя сказать, что Отцы целенаправленно занимались миссией. Прежде всего, они занимались катехизацией и богословием. Их миссия была внутренней, они прекрасно осознавали, что с собственно православными, только что влившимися в Церковь, работы – непочатый край. Отношение к языческому наследию изменилось: Свт. Василий Великий, оба Григория изучают языческую философию, но уже не выказывают того восхищения, что наблюдалось у Климента, умеренно ее критикуя, а свт. Иоанн Златоуст позволяет себе иронизировать над идеями Платона. Он же резко полемизирует с иудеями. Красит ли это прославленного ритора и учителя Церкви – большой вопрос, прежде всего, для язычников и иудеев. Мы не знаем блистательных обращений благодаря этим приемам. Златоуст входит в историю как великий Отец скорее, вопреки этому, и благодаря своей чистоте жизни и великому дару понимания и толкования Евангелия. Всякий, кто сегодня попробует подражать Златоусту в осуждении нехристианской культуры, сначала должен подняться до его высоты в этих областях жизни.