Миссия Тревельяна - [29]

– Чем он занимался? – спросил Тревельян, не обращая внимания на пинки в колено.

Правитель дернул мочку уха.

– Учил меня, как рисовать карты и измерять по ним расстояния. Еще бродил по комнатам и лестницам, рассказывая слугам, что мир не плоская земля в Оправе Перстня Таван-Геза, а огромная сфера, висящая в пустоте. Интересно, на чем она тогда держится? – Раббан расхохотался, глотнул вина и подмигнул Тревельяну: – Можешь взглянуть на его записи. Кстати, книгохранилище рядом с покоями моей сестры. Она тебя проводит.

Тревельян поднялся, отвесил поклон и следом за Чарейт-Дор вышел из Охотничьего зала в патио. Этот внутренний дворик третьего яруса украшали привезенные из Семи Провинций изваяния чудищ асинто, полуконей-полузмей; их, согласно «Анналам Разбитых Зеркал», запрягали в свои боевые колесницы воины Уршу-Чага Объединителя. Небо затянули тучи, и только слабый свет Ближней звезды да пара факелов у входа в зал позволяли разглядеть массивные мраморные тела мифических тварей.

– Твой брат умен и очень предупредителен, – молвил Тревельян. – Он так угадывает наши желания, точно способен видеть сквозь стол.

– Мой брат уже немолод, и у него нет наследника, – ответила Чарейт-Дор. – Вся надежда на меня и на тебя.

«Тут ты промахнулась, милая», – подумал Тревельян, но вслух сказал: – Но я ведь не нобиль, моя прекрасная госпожа. Я всего лишь бедный бродячий рапсод.

– Ты – мужчина с берегов моря Треш. Чистокровный, что редкость в наших краях, и это значит очень многое. – Она с нежностью потрепала его бакенбарды. – Будь у моего брата такое украшение на лице, он поговорил бы с Аладжа-Цором. Так поговорил бы, что этот гнусный пац отправился бы в путешествие к Оправе Мира!

Они медленно спускались по лестнице на второй ярус. Начал накрапывать дождь, но, против ожидания, Чарейт-Дор не торопилась под крышу.

– Твой брат не кажется боязливым человеком, – заметил Тревельян. – Странно, что он позвал рапсодов, а не разделался с Аладжа-Цором сам. Он мог бы воззвать к правосудию Светлого Дома… мог бы потребовать солдат… Тем более что они скоро будут здесь – те, что идут в Манкану.

Чарейт-Дор остановилась и удивленно уставилась на него. Тонкая туника женщины намокла под дождем, облепила высокую грудь, обрисовала бутоны сосков.

– Ты… ты не понимаешь? О Тен-Урхи, поистине ты явился к нам из очень далеких краев! Или ты так увлечен своими песнями и поиском древних легенд про Уршу-Чага, что мирские дела не трогают твой ум!

– Скорее второе, чем первое, – сказал Тревельян, чувствуя, как струйки текут за шиворот и по спине. – Я не понимаю. Так объясни!

– Аладжа-Цор – один из Восьмисот. Больше того, его семья из Нобилей Башни! Его отправили сюда в изгнание за какой-то проступок – кажется, он дрался с благородным из Светлого Дома и убил его или ранил… Он наказан, но здесь ни один чиновник не осудит его, ни один солдат не станет с ним сражаться, ибо род его высок. Он занял крепость на границе с Манканой, набрал воинов и вытесняет Раббана из наших фамильных владений. Ты о таком разве не слышал? Приходит знатный человек из Семи Провинций, выбирает место получше, город побогаче, селится там – и через несколько лет он уже правитель. Потому ли, что прежний умер вместе с наследником, или потому, что он женился на дочери прежнего владыки. – Она помолчала и тихо добавила: – Или на его сестре…

Они спустились во внутренний дворик, засаженный пальмами, и стояли теперь под дождем, не прячась от прохладных струй. Тревельян взял женщину за руку.

– Тебя он не получит, клянусь в том милостью Трех! Я понял, моя госпожа. Светлый Дом не хочет помочь, соседи боятся, и самому опасно поднять руку на Нобиля Башни… И тогда призывают стражей справедливости, так? Стражи приходят и делают кровопускание наглецу. Но если у него сотен пять воинов, стрелки, колесницы и метательные машины, стражи могут не справиться. И что тогда?

– Воины тут ни при чем, – тихо сказала Чарейт-Дор. – Ни один нобиль не откажется от поединка. Эта потеря чести. – Она запрокинула лицо и вдруг рассмеялась. – Ты утомил меня своими разговорами, Тен-Урха! И я вся мокрая! Мы оба мокрые, и нам надо выпить вина и согреться! В моей опочивальне есть бассейн с теплой водой, совсем маленький, только на двоих… Книгохранилище – там, – она показала на входную арку справа, – а мои покои – тут. Куда пойдем?

– Конечно туда, где можно согреться, – сказал Тревельян и подхватил ее на руки.\

Глава 5 ЗАМОК

Шагая по лесной тропе следом за двумя проводниками, Тревельян размышлял о пользе традиций. Традицию не стоило путать с законом, ибо закон – творение властьимущих, которые корыстны, пристрастны и всякое дело хотят повернуть к собственной выгоде. Даже такое, казалось бы, благородное, как наведение порядка и законности в хаосе традиций и обычаев. Но этот хаос был фундаментальным, как беспорядочное движение мелких частиц, атомов и молекул, на котором держалась Вселенная с ее светилами, туманностями, планетами, со всем, что было мертвым и живым, от песчинки до амебы и от амебы до человека. Подчиняясь социальной термодинамике, хаотические поступки миллионов людей за многие тысячи лет, складываясь и вычитаясь, делясь и умножаясь, давали в итоге некое правило, полезное для всех. Глупая власть его отменяла, умная старалась как-то приспособить для себя, зная, что в данном случае запреты и отмены не сработают. Даже больше: явятся источником такого катаклизма, который им не пережить и даже не увидеть, ибо в самом начале волнений их вздернут на фонарь.