Миссия Тревельяна - [23]

Разузнав, как добраться в поместье правителя, и осмотрев городок, совсем небольшой, но чистый и ухоженный, Тревельян завернул в обитель Братства, надеясь встретиться с почтенным Питханой. Явился сюда, попал на этот мрачный пир и спросить успел лишь об одном – где проживает премудрый магистр. Оказалось, что здесь, на третьем этаже обители, которая была просторнее и больше, чем те странноприимные дома, что попадались по дороге в Помо. Сообщив об этом, дарующий кров замолчал, всем своим видом намекая, что вопрос о встрече поднимать не стоит. Несвоевременное дело!

Когда от клыкача остались кости, а в кувшинах показалось дно, пастух Лагарна, старший в этой компании, поднялся, оглядел рапсодов, задержавшись взглядом на Тревельяне, и спросил:

– Кто знает дорогу?

– Я. – Вслед за Лагарной встал один из рапсодов, стройный юноша в сером пончо. – Я отведу вас к Раббану, а он уже даст проводников до нужного места.

К Раббану! Вот только зачем? Не успел Тревельян придумать первую гипотезу, как пастух сказал:

– Хорошо, Заммор, ты нас поведешь. Вооружаемся, братья, и в дорогу! – Его глаза опять остановились на Тревельяне. – Боги нам помогают – прислали в помощь крепкого воина.

– Трое всегда на стороне справедливости, – сказал Даббас, дарующий кров, и повел их в соседнюю комнату.

Там располагался арсенал. Взору изумленного Тревельяна предстало все, изобретенное на Осиере для защиты и нападения: кожаные доспехи и пластинчатые кольчуги, копья, дротики и метательные лезвия разнообразных форм, луки и арбалеты с солидным запасом стрел, большие и малые щиты, мечи с короткими и длинными клинками, прямые, изогнутые и с расширявшимся концом, ножи и кинжалы, секиры, боевые топоры и палицы. Отряд начал вооружаться, рапсоды натягивали доспехи и примеряли шлемы, а он все стоял и глядел, пока Даббас не коснулся его плеча:

– Мне кажется, этот панцирь тебе подойдет, Тен-Урхи. Большой и прочный, из кожи нагу… Бери его. Чем ты сражаешься? Рубишь секирой или мечом, жалишь копьем? Или стреляешь из арбалета?

Никто не спрашивал его согласия рубить или стрелять – это, кажется, само собой подразумевалось. Тревельян молча натянул доспех, выбрал подходящий шлем, взял пейтахский меч с длинным, слегка изогнутым лезвием, связку дротиков, арбалет и плотно набитый колчан. Лазерный хлыст в его сапоге стоил всей этой груды железа, дерева и кожи, но обращаться с холодным оружием Тревельян умел: стрелял он вполне прилично, а что до владения клинком, то вряд ли в этом мире нашелся бы более искусный мастер. Глядя, как он проверяет баланс клинка, Лагарна одобрительно кивнул:

– Видно, ты опытный воин. Случалось биться за справедливость?

– Не раз, – с уверенным видом отозвался Тревельян. – Нынче последняя декада Второго Урожая, праздник на носу… В такие дни я особенно свиреп, ибо не могу дождаться угощения.

Но пастух не улыбнулся на шутку, а только спросил:

– Где ты сражался?

– Где? Хмм… Повсюду. В северных и южных землях и здесь, на востоке.

– Отлично. Моя кровь – твоя кровь, Тен-Урхи. Если меня убьют, ты будешь старшим.

Вооружившись до зубов, они покинули обитель. Дом, как и другие дома Братства, стоял на городской окраине, у мощенного камнем пути, что вел на север, в Манкану. Ушли они тихо, не бряцая металлом, но все же Тревельян увидел жителей, стоявших во дворах или глядевших в окна и провожавших их молча, только взмахами рук и символом божественного круга, который чертили в воздухе. Ему показалось, что люди выглядят испуганными и что в глазах их светится надежда.

По имперскому тракту «десантники» прошли не больше километра, свернув затем на другую дорогу, не такую широкую, без каменного покрытия, но прямую и с плотно утоптанным грунтом. Тревельян шагал по ней след в след за Лагарной и молодым Заммором, и с каждой секундой Братство Рапсодов превращалось в его воображении в рыцарский орден, в содружество не только певцов, но воинов. Рапсоды, трубадуры? Нет, скорее скальды, владевшие мечом не хуже, чем лирой и голосом. Он уже не сомневался, что специалисты Базы что-то упустили, проглядели нечто важное в этом союзе, возникшем в неведомые времена – может быть, еще до основания Империи. Что ж, подумал он, тем интереснее разобраться и выяснить правду.

Дорога уходила в лес, такой дремучий, что казалось, он стоит тут с сотворения мира. Ветви огромных деревьев переплетались в вышине, меж огромных стволов, покрытых бугристой корой, поднимался гигантский папоротник, багровели мхи, падал дождь лиан, и по любой опоре карабкалась к небу и свету лоза с узкими, похожими на лезвие кинжала листьями. Лес был живым, полным звуков, шелеста листьев и птичьего щебета. Временами мелькали за деревьями мощные серые туши клыкачей или пятнистая шкура хищной кошки, гулко и громко ухала какая-то птица, скакали по ветвям древесные кролики, маячили среди листвы рыжие пацы, и их назойливое бормотание – пц-пц-пц!.. – звучало со всех сторон. Дорога, однако, была ровной и сравнительно прямой – вероятно, за ней следили и вырубали подлесок.

Тревельян прибавил шаг, поравнялся с Лагарной, вооруженным щитом и копьем, и спросил: