Миссия доктора Гундлаха - [32]

Гундлах снова стал под душ, потом вытерся досуха. Тяжелый удар, двух мнений быть не может! Он пошел к Глэдис, но в номере ее не оказалось. Либо она звонила из другого места и забыла об этом сказать, либо оказалась не в силах подождать хотя бы две минуты. На столе он обнаружил смятую телеграмму-«молнию» из Мехико. Всего несколько слов. «Настоятельно советуем продолжить путешествие самостоятельно. Привет. Даниэль».

Глава 13

Они заказали на 1 декабря два билета на самолет «Иберии» в Мадрид. О телеграмме не было сказано ни слова. Гундлах решил пройтись по набережной, подышать свежим воздухом. Присел на невысокий парапет, лицом к морю, задумался. Его смущало, и он это ясно чувствовал, что Глэдис Ортега не видит в нем мужчину. Может быть, она хранит верность погибшему мужу? И все-таки обидно. Хотя, если вдуматься, кто он такой? Переводчик? Сопровождающий? М-да... И вот еще что беспокоит: не подвело бы здоровье.

Он поднялся в номер и засел за работу. Надо изучить все это: директивы, адреса, вырезки из газет и журналов по отдельным странам, заметки о ситуации в этих странах, о партийной системе в них и комитетах солидарности с Сальвадором — всеми материалами их снабдили в Мехико. Разбирая бумаги, Гундлах тяжело вздыхал. Многое в схеме их действий, которую рекомендовала комиссия, ему не нравилось.

Похоже, Глэдис с этими материалами еще не ознакомилась. А из них следовало, между прочим, что в июне западногерманский ХДС «очень сердечно» принял правительственную делегацию Сальвадора. Гостей, министра внутренних дел и шесть высокопоставленных офицеров познакомили в Западном Берлине с опытом «немецкой полиции по подавлению политических демонстраций и выступлений». Режиму был обещан кредит в 22 миллиона. Расходы по поездке взял на себя «Фонд Конрада Аденауэра», положивший на личный счет Дуарте полмиллиона марок. Когда же в сентябре в Бонн приехал профессор Унго, заправилы ХДС приняли его с ледяной вежливостью и ни в чем не поддержали. Они упрекали сальвадорских социал-демократов за антиамериканские волнения в Центральной Америке. Разве на этих господ можно рассчитывать!

Поначалу Гундлах представлял себе все куда проще. Он надеялся на собственный опыт рекламной работы. Какая разница, что рекламировать: строительство аэропорта или планы нового правительства? В основе своей подход тут один! Но рекламная кампания требует средств: на помещение статей во влиятельных газетах, проведение «круглых столов» на телевидении. Кроме того, сколько же всякой всячины придется запомнить! К полуночи его прошиб пот, он спрятал бумаги и отправился спать.

На другой день после полудня они встретились у гостиничного бассейна. Выйдя из воды, Глэдис не стала растираться полотенцем, а вытянулась на лежаке, при этом ее темно-каштановые волосы едва не касались кафельного пола. С горечью она сказала Гундлаху, что о судьбе шести похищенных ничего не известно, хунта, как обычно, делает вид, будто она ни при чем...

Гундлах стоял рядом и молчал. Он не мог сейчас думать о деле — Глэдис притягивала его все сильней. Даже звук ее голоса и даже речь. Одного ее присутствия достаточно, чтобы сердце стучало чаще. А раз так, он не покинет ее...

Глава 14

Это случилось в первый вечер их пребывания в Европе, в Мадриде. Гундлах считал потом, что во многом виноват сам.

Они приземлились в сумерках на аэродроме «Барахас» — на северо-востоке Мадрида — с некоторым опозданием и не успели на лиссабонский рейс. Где дожидаться следующего самолета? В зале для транзитных пассажиров? Или в ближайшей гостинице? К Глэдис подошли двое ее земляков, начали уговаривать: в северном предместье столицы Шамартине состоится митинг протеста против убийства шестерых руководителей фронта, трупы двенадцать часов назад найдены на окраине Сан-Сальвадора... Глэдис, потрясенная до глубины души, согласилась, хотя перелет дался ей с превеликим трудом.

В машине ехали, поеживаясь от вечерней прохлады. Гундлах ничего в Мадриде, кроме аэропорта, не видел, не удалось ему толком разглядеть что-либо и на сей раз. Он не понимал, зачем их везут на этот митинг. Даже если удастся посеять семена симпатии к Сопротивлению, на сбор урожая времени не остается — они летят в Лиссабон буквально через несколько часов.

Сальвадорцы говорили Глэдис о том, что происходит в Испании: ситуация неясная, взрывоопасная. Страна никак не обретет равновесия: в «Паласио де кристаль» у парка Ретиро сам министр культуры открыл первую выставку о гражданской войне, той ужасной войне, которая с далеких тридцатых годов расколола нацию на два лагеря — и длится это по сей день. В «Хрустальном дворце» флаги правительства Народного фронта мирно уживаются с флагами Франко, на фотографиях можно увидеть и самолеты фашистского легиона «Кондор», и марширующие интернациональные бригады, звуки гимна фаланги «Кара аль соль» сменяются «Интернационалом».

Шамартин оказался районом крупной буржуазии, зал кинотеатра был большим, но очень уютным, кремового цвета кресла, когда ты на них садился, опускались до нужного уровня. Первые ряды, примерно треть зала, заполнили хорошо одетые господа, задние ряды пустовали. Гундлах сел рядом с Глэдис. Перед публикой такого сорта не имеет смысла говорить, как на Кубе, о частных проблемах революции. Другое дело — показать, с какой жестокостью режим преследует даже своих умеренных противников. Путь к сердцам этих людей можно найти, только взывая к их сочувствию, порядочности и рыцарским чувствам... Организаторы встречи рассуждали, очевидно, сходным образом, однако неожиданно все смешалось.