Миссис Макгинти с жизнью рассталась - [13]

Теперь кивнула она. Лицо ее осветилось согласной белозубой улыбкой. Пышущая здоровьем и полногрудая молодая женщина, с удовольствием отметил Пуаро про себя. Года тридцать три или тридцать четыре, от природы брюнетка, но не из тех, кто идет у природы на поводу.

– Насчет мистера Бентли, – уточнила она.

– Что именно?

– Он собирается подать апелляцию? Значит, в деле появились новые факты? Я так рада. Я просто не могла… не могла поверить, что он совершил такое.

Пуаро повел бровями.

– То есть вы с самого начала считали, что он невиновен, – медленно сказал он.

– Именно что с начала. Думала, это какая-то ошибка. Но улики… – Она остановилась.

– Что же улики? – спросил Пуаро.

– Получалось, кроме него, это никто не мог сделать. Я решила, может, у него просто ум за разум зашел.

– А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?

– Как будто нет. Чудной – это что-то другое. Застенчивый, неловкий – вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.

Пуаро взглянул на нее. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. На двоих хватит наверняка.

– Он вам нравился? – спросил он.

Она вспыхнула.

– Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним посмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле начитанный.

– Понятно, начитанный.

– По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.

Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.

– Она, конечно, тоже о нем заботилась. Беспокоилась о его здоровье, чтобы он зимой не простудился, чтобы хорошо ел и все такое.

Сыщик снова кивнул. Потом спросил:

– Вы с ним были друзьями?

– Трудно сказать… едва ли. Иногда разговаривали. Но когда он отсюда ушел, я… мы… почти не встречались. Однажды написала ему по-дружески, но он не ответил.

Пуаро негромко спросил:

– Но он вам нравится?

Она с вызовом ответила:

– Да, нравится…

– Это замечательно, – искренне обрадовался Пуаро.

Мысленно он вернулся к тому дню, когда разговаривал в тюрьме с осужденным… Перед глазами его, как живой, возник Джеймс Бентли. Мышиного цвета волосы, худой и нескладный, выступающие костяшки на пальцах рук, большие кисти, на цыплячьей шее торчит кадык. Взгляд смущенный, исподлобья, даже какой-то коварный. Не из тех прямых и открытых людей, кому готов верить на слово, – коварный и лживый тип себе на уме, как-то неприятно бормочет под нос… Именно такое впечатление Джеймс Бентли производил на поверхностных наблюдателей. Так восприняли его и присяжные. Этот и наврет с три короба, и ограбит, и старушку огреет по голове…

Но на старшего инспектора Спенса, который хорошо разбирался в людях, Джеймс Бентли произвел совсем другое впечатление. И на Эркюля Пуаро тоже… А теперь, как выясняется, и на эту девушку.

– Как вас зовут, мадемуазель? – спросил он.

– Мод Уильямс. Могу я как-то… ему помочь?

– Думаю, что да. Есть люди, мисс Уильямс, которые считают, что Джеймс Бентли невиновен. Они собирают факты, чтобы доказать это. Расследование возглавляю я и могу сказать, что кое-чего уже добился… да, определенно добился.

Он произнес эту ложь не моргнув глазом. Ибо считал ее крайне необходимой. Кто-то где-то должен забеспокоиться. Мод Уильямс не из тех, кто будет молчать, об их встрече она кому-то расскажет, и это будет брошенным в пруд камнем – по воде пойдут круги…

Он сказал:

– Вы с Джеймсом Бентли много разговаривали. Он рассказывал вам о своей матери, о своей семье. Может быть, он упоминал кого-то, с кем он или его мать были в плохих отношениях?

Мод Уильямс задумалась.

– Нет… о плохих отношениях, пожалуй, речи не было. По-моему, его мать недолюбливала молодых женщин.

– Матери преданных сыновей никогда не любят молодых женщин. Я имею в виду нечто другое. Какая-нибудь семейная распря, вражда. Может, у кого-то был на них зуб?

Она покачала головой:

– Ни о чем таком я никогда от него не слышала.

– А о своей домовладелице миссис Макгинти он когда-нибудь говорил?

Она чуть поежилась.

– Не называя по имени. Однажды сказал, что она слишком часто потчует его копченой селедкой… а в другой раз – что домовладелица переживает из-за пропавшего кота.

– А он не говорил вам – прошу вас, будьте со мной откровенны, – что знает, где она держит деньги?

Девушка чуть побледнела, но тут же с вызовом вскинула подбородок.

– Представьте, да. У нас зашел разговор о том, что люди перестали доверять банкам, и он сказал, что его домовладелица хранит свободные деньги под половицей. И добавил: «Я спокойно могу их взять, когда ее нет дома». Не то что в шутку, он был не мастер шутить, а так, будто тревожился за нее – что же она такая легкомысленная?

– Ага, – сказал Пуаро. – Это хорошо. С моей точки зрения, разумеется. То есть кража для Джеймса Бентли – это действие за чьей-то спиной. Ведь он мог бы сказать и по-другому: «Однажды кто-нибудь из-за этих денег даст ей по голове».

– В любом случае он не мог говорить об этом всерьез.

– Конечно. Но в разговоре, пусть легком и бездумном, наружу обязательно выходит ваша суть – что вы за человек. Умный преступник держит рот на замке, но умный среди преступников – большая редкость, обычно они тщеславны и болтливы, в итоге большинство из них удается поймать.