Миссис Хемингуэй - [27]

– Привет! – слышится голос Эрнеста: внизу открылась дверь.

– Иду, милый!

Вот он уже на лестнице – но пуговки боковой застежки вдруг стали такими маленькими, а ее собственные пальцы – такими неуклюжими. Ткань рвется под рукой. Поздно. Эрнест уже открыл дверь спальни и в изумлении замер на пороге.

– Файф! Чем это ты занимаешься?

– Я. Мне. Стало интересно, налезет ли оно. – Файф прикрыла рукой большую дыру у застежки. – Ты говорил, что приедешь завтра.

Его взгляд скользнул по пустому бокалу на прикроватном столике.

– Как съездил?

– Отлично. Рейс в Майами задержали. – Эрнест наклоняется и целует жену в щеку. – Но это не важно.

Усевшись на край кровати, он устало трет лицо. Оба молчат. Удивительное дело, она так тосковала по мужу, а теперь не знает, что ему сказать. Из-под воротника рубашки Эрнеста выползла большая жирная вошь.

– О, да ты с подружкой приехал! – вскрикивает Файф. Эрнест растерянно смотрит на нее, словно его подловили на чем-то постыдном. Файф ловит насекомое и демонстрирует мужу. Вошь вырывается из ее пальцев и ползет по коже. – И как они тебя еще не съели?

– На той неделе я встречался с одним генералом. И с тех пор они у меня повсюду.

– Ну вот, теперь и в постели заведутся. – Файф задумчиво разглядывает насекомое на своей руке.

– Ох, ну и несет же от меня. – Эрнест стягивает рубашку и направляется в ванную. Файф идет на кухню, включает плиту и бросает вошь в огонь – та лопается с мерзким звуком. Файф варит кофе для Эрнеста, любуясь своим драгоценным фарфором, горделиво выставленным в буфете. Они никогда не швырялись этими тарелками.

Наверху шумит вода.

В холле аккуратно составлены чемоданы. Успеет она обыскать их на предмет следов Марты? Пожалуй, нет. Эрнест спустится уже через пару минут и захочет есть, а потом отправится в комнату сыновей, чтобы поскорее завалиться в кровать с какой-нибудь ерундовой книжкой в мягкой обложке. Почему он все-таки вернулся раньше? Внезапно рождается версия – вдруг они с Мартой разругались и он оставил ее в Нью-Йорке, покончив с дурацкой интрижкой?

Файф выкладывает ломтики ветчины на зачерствевшую желтоватую бриошь. Убогое угощение для ее Одиссея!

Эрнест спустился чисто вымытый, но небритый, в шортах и белой майке. Красавец! Все было бы проще, если бы она не старилась быстрее него. Ей уже сорок три, а ее муж по-прежнему выглядит на двадцать. Эрнест разочарованно глядит на бутерброд.

– Ты сказал, что будешь завтра.

– Это не важно.

Файф идет в сад, чтобы принести газету, и замечает, что в садовом домике горит свет.

Придется в очередной раз напомнить слугам, что им запрещено там появляться. Эрнест убежден, что Куццемано подкупил их, чтобы они отсылали ему содержимое мусорной корзины Хемингуэев.

– Как там Испания? – Файф протягивает ему газету.

– Все до того ужасно, что начинаешь ненавидеть обе стороны. Мертвые дети. Кровь на улицах. – Он крепко зажмуривается. – Еда – дерьмо.

– Я читала ужасные репортажи. Волновалась. – Она наливает ему кофе, плюхает в него сгущенку прямо из жестяной банки.

– Не представляешь, как это странно, когда не видишь вокруг мешков с песком. Я все время прислушиваюсь в ожидании артобстрела, но ничего такого не слышу.

– Как твоя работа?

– Пьеса продвигается. Но мне нужно что-то большее. Роман, например.

– Любая из твоих книг всегда расходится тысячными тиражами.

– А я хочу написать такую, которая понравилась бы критикам.

Файф сидит напротив в своем черном платье из перьев – странная собеседница за странным ужином. К бутерброду он так и не притронулся.

– Лучше для собак пиши – им легче понравиться.

– Понятия не имею, с чего они так взъелись на меня в последнее время.

– Кучка самодовольных кретинов против миллионов читателей, которые тебя обожают.

– Но я хочу создать нечто такое, что понравилось бы именно им.

– Ну уж мне-то точно понравится все, что ты напишешь.

– О да, я знаю, моя вечно преданная Файфи. – За словами «вечно преданная» ей отчетливо слышится «лгущая». От обиды вдруг накатывает безрассудство. Если он плюет на их брак, может, ей тоже стоит попробовать. Файф наклоняется и откусывает кусок от все еще нетронутого бутерброда. Ветчина вкуснейшая, даже с черствым хлебом.

– Эй! – возмущается Эрнест, но видно, что ему пришелся по нраву ее демарш.

Она кусает еще раз.

– Что за «Эй!», мистер Хемингуэй?

Эрнест пытается схватить бутерброд, но она отводит его руку в сторону, сделав обольстительное лицо:

– М-м-м-м-м, как вкусно!

Эрнест закатывает глаза.

– Подайте бедному голодающему репортеру! Он так по свининке соскучился! Чем ты тут без меня питалась? Капустой и бульоном, а?

Он бросается на нее, та уворачивается; он делает фальшивый выпад из-за стола, она тоже. Словно пара кошек, которых она видела утром у птичьей купальни: он бросался направо – она налево, он налево – она направо. Потом они выбегают в сад, перья гремят на ветру, кошки прыскают из-под ног в разные стороны. Голые ступни Файф уже добежали до бассейна, когда Эрнест наконец дотягивается до бутерброда, но Файф успевает сунуть в рот последний кусок.

Эрнест качает головой:

– Я несколько месяцев голодал!

– Так тебе и надо – за то, что оставил меня тут одну.