Мисс Равенел уходит к северянам - [35]

— Когда выборы не будут так поджимать, — подсказал Картер.

— Вот именно, — подтвердил губернатор, не замечая иронии. — Теперь я сказал вам решительно все, как есть, и прошу вас — в обмен — проявить немного терпения.

— Поверьте, вас лично я ни в чем не виню, губернатор, — сказал полковник, — и ясно вижу подоплеку этого дела. Машина вертится, и выхода у вас нет. Но черт побери, сэр! Не лучше ли было бы, чтобы офицеров назначал военный министр?

— Быть может, и лучше, — вздохнул губернатор все так же беззлобно и, как видно, ничуть не обидясь.

И вот как-то раз, когда Равенел в беседе сказал полковнику, что было бы хорошо исхлопотать для Колберна чин майора, тот передал ему слово в слово весь разговор с губернатором.

— Расскажите все это нашему юному другу, сказал в сердцах доктор. — Пусть он хотя бы узнает о ваших стараниях. Это его утешит.

— И не подумаю, — ответил полковник. — И вас попрошу молчать. Неразумно и не в традициях армии рассказывать что-либо, что может ослабить воинский пыл солдата.

ГЛАВА VIII Храбрецы прощаются с милыми дамами

Еще одна новость взбесила полковника Картера посильнее, чем спор с губернатором, кому быть в полку майором. Военное министерство известило его приказом, что Десятый Баратарийский полк входит в состав Новоанглийской дивизии, и посему полковнику Картеру надлежало явиться за дальнейшими указаниями к генерал-майору Бенджамину Ф. Батлеру. Прочитав приказ до конца, Картер разразился проклятиями такой продолжительности, как если бы фландрская армия, о которой мы знаем со слов дяди Тоби,[46] принялась бы браниться побатальонно, по очереди.

— Крючкотвор! Интриган! Шпак! Ополченец несчастный! — завопил вне себя этот высокородный южный аристократ, выпускник Вест-Пойнта, в прошлом кадровый офицер. — Что он смыслит в военном деле, как и кем он может командовать! Да ему не управиться с ротой, а в бою и со взводом. И я должен явиться к нему, а не он ко мне!

Если представить, что некий могучий волшебник превратил бы вдруг полковника Картера в главу юридической фирмы и определил бы младшим партнером к нему этого прославленного массачусетского адвоката, именно так завопил бы, наверное, Батлер, получив подобный приказ.

«Буду официально просить о переводе в другую дивизию, — размышлял сам с собой полковник. — Не поможет, пойду на прием в министерство; пусть меня осуждают за подрыв дисциплины. А не поможет, я так затяну с боевой подготовкой, что генерал-крючкотвор поедет на фронт без меня».

Если бы Картер попытался реализовать любой из названных планов, то без труда убедился бы, что в Вашингтоне генерал из штафирок имеет куда больше веса, чем любой вест-пойнтский полковник. Но, видимо, в силу вкоренившейся накрепко в нем дисциплины Картер вообще не оказал никакого сопротивления приказу военного министерства и воздержался от критики его при подчиненных ему офицерах. Верно, что Десятый Баратарийский полк бесконечно тянул со своей боевой подготовкой, но виной тому был лишь недобор волонтеров, и Картер досадовал на это не меньше других. И даже Колберн, с кем он был всего откровеннее, не услыхал от полковника за все это время ни единого слова в поношение дивизионного генерала Бенджамина Ф. Батлера.

Пока тянулась возня с формированием и полк проходил строевую муштру, полковник частенько сиживал у Равенелов и имел, таким образом, совершенно достаточно времени, чтобы влюбиться по уши в Лили, когда бы имел к тому склонность. Но склонности он не имел. Он охотно беседовал с милыми девушками, дразнил их, чуть флиртовал, но не давал себе воли, не увлекался серьезно. Самомнение и, я бы сказал, нечувствительность к переживаниям других вместе с юмористическим складом ума сделали Картера профессиональным насмешником. Он признавал прелесть Лили, очарование ее внешности и манер, но обращался с ней как с ребенком, попеременно то балуя ее, то добродушно поддразнивая. Она же боялись его и потому не могла платить той же монетой; капризно-кокетливая манера, в которой она любила беседовать с Колберном, не удавалась ей в разговорах с этим не столь молодым, повидавшим жизнь человеком.

— Принимаю получения в Новый Орлеан, — однажды сказал ей полковник. — Я думаю, мисс Равенел, что мы едем как раз туда. Генерала Батлера ждет там большая добыча.

В гостиных полковник Картер разрешал себе больше свободы в оценке своих начальников, чем при подчиненных ему офицерах.

— Двенадцать миллионов золотом в банке, — перечислял он, еще хлопок и сахар. Вдобавок мы украдем ваших негров, чтобы тем освятить свои прочие подвиги. Страшно подумать, как мои люди будут свирепствовать! Мы перебьем там всех ваших поклонников.

— Оставьте хоть одного.

— Одного мы, конечно, оставим. Я еще не намерен кончать с собой, — заявил полковник с дерзкой галантностью, и девушка вспыхнула, смутно почувствовав, что ее собеседник недостаточно с ней учтив.

— Вы в самом деле пойдете к Новому Орлеану? — спросила она немного спустя.

— Не задавайте таких вопросов. Я — к вашим услугам, но, ради бога, не заставляйте меня выдавать военную тайну.

— Вы начали сами, — возразила она, раздосадованная не столько ответом полковника, сколько его тоном.