Мисс Кэрью - [40]

И бедный Альберт фон Штейнберг заснул, сокрушаясь о том, что эпоха фей и гномов прошла.

Его сон был долгим, крепким, без сновидений, — для молодых людей, несмотря на любовь и бедность, сон приятен. Он проснулся несколько позже, чем намеревался, протер глаза, зевнул, рассеянно посмотрел на часы, снова лег, снова открыл глаза и, наконец, вскочил с постели. Он все еще спит? Это галлюцинация? Может быть, он сошел с ума? Нет, это настоящее, истинное, чудесное! Вон там, на столе, лежит блестящая куча золотых монет — твердых, звенящих, настоящих золотых монет, и он переворачивает их, взвешивает в руках, пропускает сквозь пальцы, чтобы проверить свидетельства своих чувств.

Как они туда попали? Это важный вопрос. Он яростно позвонил в колокольчик, раз… два… три. Прибежала взволнованная служанка, решив, что случилось нечто ужасное.

— Кто-нибудь приходил сюда сегодня утром навестить меня?

— Нет, мсье.

— Вот как! Тем не менее, кто-то поднимался наверх, пока я спал.

— Нет, мсье.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена, мсье.

— Говори правду, Берта; кто-то обязательно был здесь. Вам заплатили за то, чтобы вы это отрицали. Но скажите мне, кто это был, и я дам вам двойную плату за вашу информацию.

Служанка выглядела одновременно удивленной и встревоженной.

— Я говорю правду, мсье, здесь не было ни души. У мсье что-то пропало из его комнаты? Мне послать за жандармами?

Граф испытующе посмотрел в лицо девушки. Она казалась совершенно искренней и правдивой. Он испробовал все, что еще оставалось, — ловкие вопросы, инсинуации, предложение денег, внезапные обвинения, но тщетно. Она никого не видела и никого не слышала. Дверь дома все время была закрыта. Никто, — абсолютно никто, — не приходил.

Озадаченный, встревоженный, сбитый с толку, наш юный друг отпустил ее, поверив, несмотря на свое удивление, в правдивость того, что она сказала. Затем он запер дверь и пересчитал деньги.

Десять тысяч флоринов! Не больше, не меньше! Что ж, они лежали перед ним на столе, но откуда они взялись, оставалось загадкой.

— Все тайны со временем проясняются, — сказал он, запирая деньги в своем бюро. — Думаю, что со временем я это выясню. А пока я не прикоснусь ни к одному флорину.

Он старался забыть о случившемся, но это было так странно, что он не мог не думать об этом. Странное событие не давало ему спать по ночам, а днем отбивало аппетит. Наконец он начал забывать о нем; во всяком случае, он привык, и в конце недели это перестало его беспокоить.

Примерно через восемь дней после этого происшествия он проснулся, как и прежде, думая об Эмме, а вовсе не о деньгах, когда, оглядевшись, обнаружил, что чудо повторилось. Стол снова был покрыт сверкающим золотом!

Его первым побуждением было броситься к бюро, в котором хранились первые десять тысяч флоринов. Конечно, он, должно быть, вынул их прошлой ночью и забыл убрать. Нет, они лежали там, в ящике, куда он их спрятал, а на столе присутствовала вторая кучка золота, причем, на первый взгляд, больше, чем первая!

Бледный и дрожащий, он пересчитал деньги. На этот раз там было несколько банкнот, — прусских и французских, — вперемешку с золотом. Всего двенадцать тысяч флоринов. Он запер свою дверь… нельзя ли было открыть ее отмычкой снаружи? В тот же день он установил внутри засов. Таково было понятие о чести Альберта фон Штейнберга! Он предпринимал большие старания избежать внезапного богатства, чем другие — приобрести его!

Однако два дня спустя его невидимый благодетель пришел снова, и на этот раз он оказался на четырнадцать тысяч флоринов богаче. Это было необъяснимое чудо! Никто не мог войти через запертую на засов дверь или в окна, потому что он жил на чердаке на четвертом этаже, или через дымоход, потому что комната отапливалась печкой, труба которой была не толще его руки! Был ли это заговор, чтобы погубить его! Или его искушали силы зла? Ему очень хотелось обратиться в полицию или к священнику (потому что он был добрым католиком), но он, все же, решил подождать еще немного. В конце концов, это были не самые неприятные посещения!

Он вышел, сильно взволнованный, и бродил весь день, размышляя над этой странной проблемой. Затем он решил, если это когда-нибудь повторится, изложить свое дело начальнику полиции и установить наблюдение за домом ночью.

Приняв это решение, он вернулся домой и лег спать. Утром, проснувшись, он обнаружил, что Фортуна снова посетила его. Первое удивление от этого события уже прошло; поэтому он встал, оделся и неторопливо сел, чтобы пересчитать деньги, прежде чем подать заявление в полицию. В то время как он был занят составлением маленьких золотых столбиков, по двадцать в каждом, внезапно раздался стук в его дверь.

У него не было друзей в Эмсе. Он вздрогнул, словно был в чем-то виноват, и поспешно бросил пальто на стол, чтобы скрыть золото. Могло ли быть так, что этот визитер имел какое-то отношение к деньгам? Был ли он заподозрен в чем-то таком… Стук повторился, на этот раз более настойчиво. Он открыл дверь. На пороге стоял барон фон Гогендорф!

— Как! Барон фон Гогендорф в Эмсе! Я рад… этой чести… я… прошу вас, присаживайтесь.