Мишка, Серёга и я - [21]
— Знаете, Геннадий Николаевич, — сказал он, — придется мне посидеть у вас на двух-трех уроках.
В школе издавна существовала примета: если директор два-три раза подряд присутствовал на уроке какого-нибудь учителя, это предвещало бурю. При этом попадало не столько нам, сколько педагогу. Вячеслав Андреевич считал, что если класс плохой, то в этом всегда виноват его руководитель.
Мы толпились вокруг Мякишина и молчали. Потом Серёга виновато сказал, что если Геннадия Николаевича накажут, то он может обидеться и перейти в другую школу. Такого классного всюду с руками оторвут.
Сашка Гуреев добавил:
— Факт, перейдет. Даже в журнале написано, что он гордый и вспыльчивый.
— Я уж и в райкоме рассказал, что у нас сам Козлов работает, — хмуро проговорил Мякишин.
Мы приуныли. Но Мишка Сперанский не растерялся и предложил великолепный план. Сегодняшний урок математики должен пройти у нас так, как ни один урок математики не проходил ни в одной школе. Тогда Вячеслав Андреевич поймет, что нашему восьмому «г» подходит только такой классный, как Геннадий Козлов. Чемпион Москвы.
Мякишин с сомнением покачал головой.
— Так-то так, — сказал он. — А справитесь? Смотри, Сперанский, ты мне ответишь. И ты, Мальцева, как комсорг.
Мы дружно уверили Володю, что, конечно, справимся.
Едва начался следующий урок, наши двоечники и троечники принялись зубрить геометрию. Мы им дали строгое задание повторить все последние теоремы. Пусть в крайнем случае получат «пару» по анатомии, химии или английскому (эти уроки оставались у нас до математики).
Даже на перемене человек пять, уткнувшись в парты и сжав виски ладонями, с отчаянием повторяли:
— Синус — это отношение противолежащего катета к гипотенузе…
Или:
— Котангенс — это отношение прилежащего катета к противолежащему…
Серёга вертелся возле отстающих и подбадривал их. Вдруг он заметил, что Синицын пишет на ногтях чернилами математические формулы.
— Ты что?! — вскипел Серёга. — Обалдел? Попадешься! Стирай сейчас же!
— Да я же тогда провалюсь, — жалобно сказал Синицын. — На ладонь, может, переписать, а, Сереж?
Серёга в ответ показал ему кулак.
— Ну и пусть, — обиделся Синицын. — Пусть тогда двойку заработаю.
— Двойку? — внушительно переспросил Серёга. — Тогда лучше мне не попадайся!
Синицын угрюмо посмотрел на него и пошел смывать формулы.
На уроках анатомии и химии ребята повторяли геометрические формулы про себя. А на английском стали бубнить их просто вслух.
Синицына мы мучили втроем: Аня с Ирой гоняли его по геометрии, а я следил, чтобы он не забывал оттирать ластиком ногти, на которых еще виднелись слабые фиолетовые оттиски «синусов» и «Котангенсов».
Время от времени, не обращая внимания на англичанку, к нам подходил Серёга. Он придирчиво осматривал руки Андрея и сокрушенно говорил:
— Еще надо. А то заметно.
— Ну что ты пристал, Иванов? — твердил Андрей. — Пальцы мне откусить, что ли? Или в чернила их окунуть?
— Брось ты свои ногти, Синицын! — возмутилась Ира. — Говори дальше!
— Слышь, Андрей, — задумчиво сказал Серёга. — Опусти-ка ты их и впрямь в чернила, а потом отмоем.
— С ума сошел! — растерянно закричал Синицын и даже спрятал руки в карманы.
— Сам опустишь? — дружелюбно спросил Серёга. — Или помочь? Гуреев! Сашка!
— Что! — спросил Гуреев, поднимаясь.
— Дети, вы что-то уж слишком расшумелись, — сказала англичанка.
— Икскьюз ми, плиз, — извинился Сережка и деловито сказал Гурееву: — Бери его за правую руку.
— Я сам! — закричал Андрей.
— Что с вами, Синицын? — удивилась англичанка.
— Ничего. Икскьюз ми, плиз, — жалобно проговорил Андрей, по очереди опуская пальцы в чернильницу.
На последней перемене Мишка, Серёга и Сашка Гуреев ходили между партами и предупреждали:
— Помните, ребята. Сидеть как мумии. А то… — и они многозначительно показывали крепкие кулаки.
Перед самым звонком меня окликнул Синицын и с таинственным видом поманил в угол.
— Что тебе? — спросил я, подходя.
— Гарька, у меня все теоремы из головы вылетели, — трагическим тоном сказал Андрей.
— Ты всех нас подведешь! — возмутился я.
— Подведу, — с ужасом согласился Андрей. — Гарька, выручай!
— Как же я тебя выручу, идиот?
— Может, подскажешь? — смущенно попросил Синицын. — Если, конечно, меня вызовут.
Я так посмотрел на Синицына, что он сразу опустил глаза.
— Я же двойку получу, — пробормотал он мрачно. — Иванов меня изобьет. Ты же знаешь, какой он хулиган.
— По мне, — сказал я рассудительно, — лучше получи двойку, только чтоб подсказок не было. Вячеслав Андреевич и так знает, что ты для учебы не приспособлен. Это Геннадию Николаевичу не повредит, а подсказка повредит.
Неожиданно для меня Синицын оживился. Оглянувшись, он сказал с хитрой улыбкой:
— А я бы тебе фотографию Раджа Капура дал.
— Ты что? — оторопел я. — Взятку предлагаешь? Не все покупается, мой милый.
— Хочешь мой американский карандаш с ластиком?
— Засунь его знаешь куда! — вскипел я.
Уже отходя, я важно добавил:
— Запомни, Синицын. Нас не купишь даже за все карандаши на свете. Мы не какие-нибудь «ашки».
XV
Как только раздался звонок, Гуреев выглянул в коридор и с криком «Идут!» помчался на свое место. Мы заранее вытянулись у парт.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.