Мишка, Серёга и я - [16]
Серёга с матерью ели жареную картошку прямо со сковородки. Мне отделили ту часть, что побогаче салом. Сало аппетитно шипело. Я невольно подумал, насколько это гостеприимство человечнее, чем у нас.
— Садись на кровать, — сказал Серёга и подложил мне подушку в цветастой ситцевой наволочке, чтобы повыше было сидеть.
— Сергей, — строго сказала Анна Петровна (так зовут Серёгину мать). — Подыми-ка сковороду, я клеенку подстелю.
— Что вы, что вы, — запротестовал я, — из-за меня… Не нужно.
— Пусть, — шепнул мне Серёга. — Ей это приятно. — И громко добавил: — Валяй, маманя, стели.
Мне нравилась Анна Петровна. Она была приветливая, добрая и, хотя выглядела усталой, никогда не жаловалась. Меня трогало, что в большой рамке на стене, где было много фотографий — деда, бабки, Серёги, его отца и еще каких-то родственников, — не было ни одного портрета Анны Петровны.
Доставая клеенку, она сказала мне:
— Гриша (она меня почему-то называет Гришей)! Хоть бы ты сказал ему… Не годится так.
— Маманя, — подмигнув лукаво, сказал Серёга, — думаешь, он понял, в чем дело?
Впрочем, дело было несложное. В их домоуправлении заболела уборщица. Управляющий предложил Анне Петровне мыть лестницы и полы в парадных. Анна Петровна согласилась, потому что хотела немножко подработать. Она вернулась домой и с радостью сказала сыну, что теперь купит ему портфель. Она давно мечтала купить Серёге портфель, не понимая, что каждый из нас с наслаждением променял бы самый лучший портфель на такую фронтовую сумку, какая была у ее сына.
Серёга же рассвирепел и набросился на мать. Он назвал управдома толстым боровом, который эксплуатирует женщин.
«Если так, я сам буду мыть эти лестницы!» — заявил Серёга.
— Нельзя ему поломойщиком быть! — жалобно сказала Анна Петровна, по-прежнему обращаясь ко мне и словно не замечая сына. — Некрасиво.
— Ладно, хватит! — недовольно сказал Серёга. — Сооруди-ка нам лучше чайку.
Анна Петровна засуетилась.
— Я быстро, — сказала она и обратилась к сыну: — А может, и вовсе от них отказаться, от парадных-то? Скоро вы свой футбол придумаете. Премию получите. Ты только подумай, Гриша, десять тыщ, а?
Мы с Серёгой переглянулись.
— Футбол хорош, а полы вернее, — сказал он.
— Выйдем, — предложил я ему, — на минутку.
— Куда? — всполошилась Анна Петровна. — А уроки?
— Уже, — проговорил Сергей, поднимаясь.
— Нет, ты покажи. О чем вам задали?
— Тригонометрические функции угла! — со смехом ответил Серёга. — Будешь смотреть?
Он взял с подоконника тетрадь и протянул ее матери. Анна Петровна надела очки и стала водить пальцем по формулам.
— Как ты насчет котангенсов? — спросил Серёга. — Приветствуешь?
— Ты зубы-то не скаль! — обиженно сказала Анна Петровна. — Вишь, чего выдумал! На мамашу кричать!
Когда мы с Серёгой вышли, я спросил его:
— Зачем ты связался с этой работой? Не получается с футболом? А то я вам помог бы. Ты не думай, — заторопился я, заметив, что Серёга хочет возразить, — мне деньги не нужны! Я просто так. По дружбе.
Серёга рассмеялся и сказал:
— Футбол — это что! Вы бы с Мишкой лучше помогли парадные мыть. Законно было бы.
— Верно, — сказал я, обрадовавшись. — Поможем.
Мы уже один раз помогали Серёге. Сегодня же условились пойти к нему снова. Маме я заранее сказал, что мы с Мишкой собираемся погулять. А то она не пустила бы меня. Ей не следовало знать, что я мою полы.
Я спешил сделать уроки, пока Мишка не пришел. Папа в соседней комнате читал газету, лежа на диване. Мама накрывала к чаю.
Когда в передней дважды продребезжал звонок, я крикнул ей:
— Открой, пожалуйста! Это за мной. — И принялся торопливо дописывать последние строчки.
Через минуту мама, возвращаясь из прихожей, громко проговорила:
— Проходи, проходи, Мишенька.
— Мишка, — позвал я, — давай сюда!
Мишка, плотно прикрыв за собой дверь, остановился на пороге. Он почему-то все время тер глаз носовым платком. Складывая тетради, я спросил:
— Попало что-нибудь?
— Да, — неопределенно ответил Мишка, — попало.
Когда он наконец опустил руку с платком, я увидел, что под глазом у него, меняя цвета, как хамелеон, набухал внушительный синяк.
— Где тебя угораздило? — поинтересовался я.
Мишка посмотрел на меня так, будто это я его ударил, но промолчал. Я пожал плечами и, усмехнувшись, проговорил:
— Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест.
Это была присказка, которой мы в детстве начинали игру в «молчанку».
— Ну и дрянь ты! — убежденно сказал Мишка.
Я оторопело взглянул на него.
— Комсомолец! Сам не справился, так шпану подговорил.
— Какую шпану? — спросил я изумленно.
— Такую. У вас во дворе.
Только теперь я догадался, что произошло. Очевидно, Мишка встретил во дворе Марасана. А тот еще во время разговора со мной пообещал: «Попадись они мне…»
Я почувствовал себя крайне неловко. Но в эту минуту вошла мама, держа поднос с чашками и конфетами. Увидев Мишкин синяк, она поставила поднос на кровать и сказала:
— Подойди-ка, Мишук…
Взяв в ладони Мишкину голову и внимательно рассмотрев синяк, она испуганно проговорила:
— Сильное кровоизлияние. Что это с тобой?
— Упал, тетя Лиза, — сказал Мишка с улыбкой.
Мама покачала головой и дернула Мишку за ухо.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.