Миры Роджера Желязны. Том 17 - [25]

— А чем настоящий Фауст не годится в этой ситуации?

— С настоящим Фаустом могут возникнуть разные сложности, — сказала Лахесис. — Мы слышали немало историй про этого человека, и понятно, что характер у него — гремучая смесь противоречивых качеств. С одной стороны, он слывет шарлатаном и хвастуном, с другой — могущественным магом и глубоким мыслителем. Архангел Михаил был уверен, что Мефистофель без долгих препираний согласится на участие Фауста в Турнире. Трудность была в другом: как поведет себя непредсказуемый Фауст? А линия поведения Мака Дубинки вычисляется куда проще: монах-недоучка, которого жизнь изрядно потрепала, на чьей совести немало темных дел, но из чьей души еще не вытравлено тайное страстное желание стать когда-либо богатым и почтенным буржуа. По крайней мере именно такую характеристику выдали ему небесные детективы, которым архангел Михаил велел секретно прощупать подноготную Мака Дубинки.

— Вы хотите сказать, что это архангел Михаил втравил Мака Дубинку во всю эту историю? — недоверчиво спросил Аззи. — То есть нарочно вложил в голову этого проходимца мысль двинуть Фауста по башке и забраться в кабинет доктора — с сознанием того, что Мефистофель явится туда и примет ворюгу за настоящего Фауста?

— Помалкивай, что узнал от меня, — сказала Лахесис, — но эта история дошла до меня именно в таком виде. Многие небесные духи весьма довольны проделкой архангела Михаила и рады, что самодовольный Мефистофель так глупо купился. Насколько я знаю, всю черную работу для архангела Михаила проделал ангел Бабриэль. Представь. Он является Маку в трактире и предлагает провернуть все это дельце: обещает, что оно зачтется Маку как доброе деяние. Мак, к его чести, артачится: дескать, как может убийство быть зачтено как доброе деяние, даже если оно осуществлено ради самых благих целей? Ну тут ангел Бабриэль закатывает глаза в ханжеском ужасе и восклицает: «Да кто же говорит об убийстве! Ни в коем случае! Об этом и речи нет! Просто стукни Фауста по голове, отбери кошелек и потом укради кое-что из его комнаты». Тогда Мак спрашивает: «Но ведь вы меня толкаете на кражу!» Бабриэль отвечает: «Конечно, это в некотором отношении кража. Но пожертвуй десять процентов украденного на нужды бедняков, и сей грех тебе простится».

Лахесис еще раз полюбовалась ситечком, отложила его и заключила свой рассказ словами:

— За правдивость не отвечаю, но я ничего не утаила, рассказала все, что слышала.

— Крайне любопытные новости, — произнес Аззи. — Трудно выразить, как я благодарен вам за предоставленную информацию.

— Я рассказала это для общего блага, — заявила Лахесис. — Мы, богини судьбы, сохраняем нейтралитет и ни к кому не пристрастны, ни к силам Тьмы, ни к силам Света. Но если мы видим, что кто-то затевает надувательство, мы полагаем своим долгом вывести его на чистую воду — кто бы он ни был. Случится тебе задумать пакость, я и тебя выведу на чистую воду, ничего про тебя не утаю. Так что ты уж заранее меня извини!

— Конечно, я не буду держать на тебя зла, — сказал Аззи. — По мне, это справедливый закон: воруй да не попадайся, а попался — не скули. Пора мне, матушка, прощай!

— И как ты используешь то, что узнал? — осведомилась Лахесис.

— Пока не ясно, — ответил Аззи. — Сперва мне надо поразмыслить над этим, покрутить в голове — глядишь, до чего-нибудь и додумаюсь.

И с этими словами он улетел восвояси.

Глава 15

Приводя в порядок свою одежду и пытаясь хоть как-то расчесать волосы, немилосердно спутанные ветром во время недавнего упоительного полета, Маргарита прощебетала:

— Что это за место?

Они мягко приземлились прямо из ниоткуда возле холма, на котором высилось величественное здание с колоннами. Совсем рядом раскинулся небольшой рынок, где невысокого роста смуглые мужчины продавали ковры, половики, разнообразные ткани и многие другие товары. За торговыми рядами теснились шатры — коричневые, серовато-коричневые и черные, отчего это место напоминало лагерь бедуинов-кочевников.

— Так где же мы? — повторила свой вопрос Маргарита.

— В Афинах, моя дорогая, — ответил Фауст. — Вон то здание из мрамора — Парфенон.

— А что там за люд толпится? — спросила Маргарита, указывая на торговцев коврами.

— По-моему, купцы.

— Ах, — горестно вздохнула Маргарита, — и это все, что осталось от прославленной Греции? Ничего от той картины, которую нам рисовали в начальной школе.

— Ты рисовала в своем воображении античную Грецию, — усмехнулся Фауст. — А это Греция нынешняя. Кое-что существенно переменилось. Однако Парфенон никуда не пропал, и его высокие дорические колонны по-прежнему тянутся в небеса, словно немые стражи всего того, что было прекрасно, величаво и ценно в том отжившем мире.

— Очень милая руина, — согласилась Маргарита. — Но зачем нас сюда занесло? Я-то думала, что мы направляемся прямиком к переправе через Стикс.

— Да будет тебе известно: Стикс протекает как раз в Греции, — сказал Фауст.

— Как? Прямо тут, в Афинах?

— Нет. Где-то в Греции. Вот я и решил сперва заглянуть в Афины и выяснить, как добраться до места.

Маргарита задумалась и затем сказала:

— Знаешь, меня одно смущает. В школе нам говорили, что никакого Стикса вообще не существует. Как мы будем спрашивать дорогу в место, которого не существует?