— Как ни удивительно, — сказал Пифеос медленно и тихо, поглаживая подбородок, — у меня есть знакомый в Александрии, в великой библиотеке, и он упоминал, что в древних рукописях можно встретить намеки… Все это надо изучить поглубже. Но ты-то, Ханно, как…
Тот ответил обезоруживающей усмешкой.
— Вероятно, время от времени на меня нисходят счастливые озарения.
— Как хочешь, но во многих отношениях ты человек уникальный. Ты же, в сущности, так и не рассказал о себе почти ничего. Скажи, Ханно — твое истинное имя, данное тебе при рождении?
— Оно меня устраивает.
— У тебя, по-видимому, нет ни дома, ни семьи, ни привязанностей. — Повинуясь внезапному порыву, Пифеос воскликнул: — Не хотелось бы мне считать тебя человеком одиноким и беззащитным!
— Спасибо, но ничье сочувствие мне не требуется. — Тем не менее Ханно смягчился. — Не суди меня, исходя из собственного опыта. Ты что, уже скучаешь по дому?
— Не сказал бы. Я же мечтал о таком походе многие годы… — Грек помолчал. — Но у меня есть корни, жена, дети. Мой старший сын уже женат. Ко времени, когда я вернусь, у меня, наверное, будут внуки. Да и старшая моя дочь, — он тепло улыбнулся, — достигла брачного возраста. Теперь подбирать ей мужа придется моему брату, с ведома и согласия моей жены. Да-да, к нашему возвращению у моей маленькой Данаи тоже вполне может уже появиться свой маленький… — Он встряхнулся, будто ветер пробрал его до костей. — Что толку сетовать? В лучшем случае мы вернемся не скоро…
Ханно пожал плечами:
— А до тех пор придется обойтись варварками. Как мне известно, они обычно довольно легкодоступны.
Пифеос посмотрел на него молча и не сказал ни слова. Каковы бы ни были его вкусы, можно не опасаться, что он снизойдет до интимной дружбы с кем-либо из участников экспедиции. Однако сохранилось ли за его мягкой, добродушной внешностью хоть что-нибудь человеческое?
Откуда ни возьмись объявились кельты. Не меньше дюжины долговязых воинов выскочили из леса и устремились по травянистому склону к берегу. Нет, гораздо больше дюжины — сотня, две сотни, а то и три. И вдобавок несчетные орды собрались на высоких мысах, окаймляющих бухту, где корабли стали на якорь.
Моряки, занятые разбивкой лагеря, побросали свою работу, закричали, забегали, схватились за оружие. Солдаты, гоплиты и пелтасты в доспехах проталкивались сквозь хаос, занимая боевой строй. Шлемы, нагрудные пластины, щиты, мечи, наконечники копий поблескивали тускло и зловеще под моросящим дождем. Ханно подбежал к командиру воинов Деметру, ухватил его за руку и резко бросил:
— Не начинайте первыми! Им будет в радость снять с нас головы и увезти домой. Как трофеи…
Жесткие черты Деметра тронула презрительная усмешка.
— Ты что, веришь, что, если мы будем ждать их сложа руки, они обнимут нас как друзей?
— Это как сказать… — Ханно вгляделся, прищурясь, в окружающую мглу. Солнце осталось за спиной и за облаками, но, вероятно, уже склонялось к горизонту. На фоне серой стены деревьев атакующих было почти не видно, однако их резкие вопли заглушали гул прибоя, перекатывались эхом от утеса к утесу, вспугивали чаек, поднимая их на крыло. — Кто-то углядел нас в море, наверное, много дней назад и сообщил соплеменникам. Они понимали, что рано или поздно мы пристанем к берегу, скорее всего там же, где приставали карфагеняне, и следовали за нами под защитой леса. Мы ведь и в самом деле пристали там, где заметили головешки от костров, мусор и другие следы привала…
В сущности, он просто думал вслух.
— Что ж они не дождались, чтоб мы уснули, оставив только часовых?
— Должно быть, боятся темноты. Вряд ли они в своих родных краях. Так что… Погоди, дай сюда! Нужен бы окоренный сук с зелеными побегами, но сойдет и это… — Обернувшись, Ханно попробовал взять вымпел из рук знаменосца, но тот вцепился в древко, круто ругаясь. — Прикажи ему отдать стяг мне, Деметр!
Вожак наемников поколебался, но все же произнес:
— Отдай, Клеант!
— Вот и хорошо. Теперь трубите в трубы, бейте палками по щитам, шумите как можно громче, но не сходя с места.
Подняв вымпел высоко над головой, Ханно пошел вперед — медленно, осмотрительно, древко в правой руке, обнаженный меч в левой. За его спиной визжала медь, грохотало железо. Карфагеняне расчистили поросль вплоть до ручья, откуда черпали воду, — на расстояние примерно в один афинский стадий, футов на семьсот, — но кое-где уже проклюнулись новые кустики, мешающие идти и в особенности идти бесшумно. О том, чтобы появиться перед врагом нежданно-негаданно, не могло быть и речи, — но и кельты еще не накопили решимости для безудержной атаки, повергающей в ужас цивилизованные народы. Они продвигались вперед поодиночке или мелкими группками, беспорядочно, но неотвратимо.
Крупные, прекрасно сложенные воины давно не брились; многие из них отпустили длинные усы. Одни заплетали волосы лентами, другие смазывали их каким-то составом, отчего шевелюра рыжела и стояла торчком. Раскрашенные и татуированные тела подчас сверкали наготой, чаще были обернуты в шерстяные юбочки и примитивные плащи, но кое у кого были даже штаны и туники ярких расцветок. Оружием служили мечи, копья и кинжалы, некоторые тащили перед собой круглые щиты, а вот шлемов было совсем мало.
