Словечко, которое Табита произнесла в ответ, его ошеломило — Эйат никогда такого не сказала бы. Девушка усмехнулась:
— Ну, если хочешь, скажем «чушь». Я читала записки Фолкейна. Ему и его людям нужно было только пространство, где можно жить свободно — и больше ничего. — Она увлекла его за собой. — Мы, кажется, собирались пообедать? — Он молча кивнул.
В благопристойной тишине «Феникса» он несколько успокоился. Еще и потому, надо сознаться, что там было прохладно и одежда не так откровенно облипала Табиту, как на улице.
Обслуживали здесь живые официанты. Табита заказала коктейль с кошачьим цветком, а он отказался.
— Ладно тебе, — сказала она. — Вылезай из своей скорлупы.
— Нет. Я правда не хочу, спасибо. Зачем притуплять свои ощущения, когда тебе так хорошо? — нашелся он.
— Где-то я это уже слышала. Так говорят в Воротах Бури?
— Да. Но не думаю, чтобы и в Высоком Небе употребляли наркотики.
— Нет, конечно. Разве что на священных пирах. Ведь почти все мы придерживаемся старой веры. — Она посмотрела на него долгим взглядом. — Твоя беда, Крис, что ты слишком стараешься. Расслабься. Общайся больше со своими. Много ли людей, с которыми ты по-настоящему в близких отношениях? Раз-два и обчелся, бьюсь об заклад.
— В последнее время я общался с очень многими, — ощетинился он.
— Да — и получал от этого удовольствие, несмотря на обстоятельства, разве нет? Я ни в чью жизнь не лезу — но человек, который пытается стать ифрианином, — это ворона в павлиньих перьях, к какому бы он полу ни принадлежал.
— Что ж, после трех поколений тебе, наверно, тесно в своем чоте, — сказал он, со всей доступной ему тщательностью дозируя сарказм. — Ты и среди людей немало пожила, верно?
— Несколько лет бродяжила, — кивнула она. — Была траппером, моряком, старателем — весь Авалон исходила. А свою долю в нашем с Драуном деле я заработала за покерным столом. Черт, иногда легче изъясняться на планха! — засмеялась она и серьезно добавила: — Но не забывай — я была маленькой, когда мои родители пропали в море. Меня удочерила ифрианская семья. Они-то и подали мне мысль о странствиях: таков обычай в Высоком Небе. И моя преданность и благодарность чоту стали еще сильнее, если это возможно. Просто так получилось, что я — человек и сознаю это. Давай поговорим о чем-нибудь не столь серьезном. Мне так не хватает этого на Сент-Ли.
— Я, пожалуй, тоже выпью, — сказал Аринниан.
Это помогло. Вскоре они уже весело вспоминали о былом. Ее жизнь, безусловно, была богаче приключениями, чем его, но и с ним случалось разное. Порой, в те времена, когда он скрывался от родителей на затерянных в море островах Щита, или в тот раз, когда ему пришлось биться со спатодонтом на земле, с одним только копьем, потому что его товарищ лежал со сломанным крылом, он подвергался большей опасности, чем когда-либо она. Но ее интересовали менее бурные его переживания. Она никогда не бывала за пределами планеты, если не считать экскурсионного полета на Моргану. Он, сын офицера космофлота, имел возможность повидать всю систему Лауры — и спаленный солнцем Элизиум, и многочисленные луны Камелота, и темный, одолеваемый кометами Утгард. Рассказывая о застывшем голубом покое Фаэции, он прочел несколько гомеровских строк; она пришла в восторг, попросила еще, полюбопытствовала, что еще написал этот самый Гомер, и разговор перешел на книги.
Кухня здесь была смешанная, как почти всюду на планете: густая томатная похлебка из местной рыбы, пудинг с говядиной и шуа, салат из листьев гроздевика, груши, кофе с добавкой ведьмина корня. Напиток, напоминающий виноградное вино, поддерживал веселое настроение. Аринниана не шокировало даже то, что Табита под конец закурила трубку — он знал ее приверженность этому пороку.
— Может, заглянем в Гнездо? — предложила она. — Вдруг там Драун. — Ее компаньон стал ее начальником в службе обороны, и в Кентаври она находилась в качестве его адъютанта. Но чотская табель о рангах сложнее и в то же время более гибка, чем у Техников.
— Давай, — вяло согласился Аринниан.
— Не хочешь? — поддразнила она. — А я-то думала, ты предпочтешь ифрийскую резиденцию любому другому месту в городе.
В Гнезде была единственная в городе таверна для орнитоидов, в которой те почти не бывали.
— Мне кажется, этот кабак — дурное место, — нахмурился он. И поспешно добавил: — Для них. Я не такой уж чистоплюй.
— Однако ты не возражаешь, когда люди копируют ифриан. Так далеко не улетишь, сынок. — Она встала. — Заглянем в бар Гнезда, выпьем — может, там сидит кто из друзей или выступает хороший бард. А потом в танцевальный зал, а?
Его пульс забился быстрее, и он кивнул, радуясь, что она в таком хорошем настроении. Хотя никакая техника не позволила бы им участвовать в ифрийских воздушных танцах, скользить по паркету вместе с другой птицей, пожалуй, не менее чудесно. И поскольку он ни с одной еще не был так близок, может быть, Табита — ибо этой душной ночью она и вправду была Табитой, не летуньей Грилл… может быть…
Он не раз слышал, как мускулистые олухи рассказывают о своих ночках с девушками-птицами — не столько хвастливо, сколько с уважением. Для него и таких, как он, женщины-птицы были товарками, сестрами. Но Табита так настойчиво подчеркивала, что оба они — люди…
