Миры Пола Андерсона. Том 12. Торгово-техническая лига - [32]

Ван Рийн осушил кружку.

— Ааххх! Вот, — продолжил он, — мы заключили с ними сделку. Они улетают, и их никто не будет преследовать, что подтвердят их же собственные детекторы. Но один из них останется здесь и займется передачей владения. Это будет Тея Белдэниэл. Она не особенно возражала. Мне кажется, она почеловечней своих приятелей. Потом же она поведет один из наших кораблей к оговоренному месту встречи, я предложил им где-нибудь на нейтральной территории. Быть может, их хозяева согласятся на встречу. Мне, по крайней мере, хочется их повидать, особенно после этой затеи с «Сириндипити». Представляешь, сколько они о нас узнали? Ну?

Эдзел вскинул голову.

— Прошу прощения! — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что лично вы и… и я…

— А кто же еще? — сказал ван Рийн. — Потому-то в основном я тебя и оставил. Мне нужно, чтобы рядом был кто-нибудь, кому я могу доверять. Путешествие будет не из приятных, могу тебя заверить. Знаешь, как говорили в древней Норвегии? Брата лишиться — с жизнью проститься. — Он стукнул кулаком по столу и рявкнул: — Юнга! Где, черт возьми, пиво?!

Глава 11

За десять с лишним лет, которые минули с тех пор, как лемминкяйненниты обнаружили планету-бродягу, она успела уйти далеко. Разглядывая изображение беты Креста на носовом экране, Фолкейн присвистнул.

— Приблизиться-то мы хоть сможем? — спросил он.

Сидя в пилотском кресле в окружении разноцветных огоньков контрольных приборов, он смотрел на звезду — вернее, на ее увеличенное изображение. Бета Креста сверкала так ослепительно, что, несмотря на светофильтры и на расстояние в несколько астрономических единиц, глазам было больно. Весь экран занимал лазоревый шар, покрытый разводами, как шкура леопарда, и окруженный золотисто-алым блистающим ореолом, намного превышавшим в диаметре размеры самого шара. Звезда как будто освещала космос; во всяком случае, вечной ночи пространства пришлось отступить довольно далеко.

Фолкейн вцепился в ручки кресла; сердце его отчаянно колотилось. Ища спасения от холодящего грудь первобытного ужаса, он поглядел на безделушки, которыми они, члены экипажа, украсили пилотский отсек «Через пень-колоду». Вон висит некая хитроумная конструкция, изготовление которых на родной планете Чи Лан считается искусством; вон девичья фотография, которую он сам повесил на стену; вон, на полке, карликовое деревце, за которым ухаживал Эдзел… Эдзел, дружище, нам так сейчас нужна твоя сила! Услышать бы просто твой голос, и на душе сразу стало бы легче. Ну как назло: до тебя сейчас две сотни световых лет!

«Кончай ныть, — сказал себе Фолкейн. — Нервишки шалят, приятель. Одно дело, когда Чи полдороги выхаживала тебя, и совсем другое теперь; хотя, по правде сказать, до конца я еще не очухался. Но работа есть работа. Ты ведь видел звезды покрупнее и поярче этой».

Фолкейн слукавил; ему довелось наблюдать всего, дай Бог, одну-две подобных звезды. Эти голубые монстры отнюдь не рассыпаны в космосе на каждом шагу. И потом, даже самый маленький из них — зрелище весьма впечатляющее. Эти пятна в фотосфере, которые суть не что иное, как вихри, причем такие, что каждый из них способен поглотить планету размерами с Юпитер!

Это причудливое переплетение составляющих протуберанцы волокон — протуберанцы, масса которых куда больше массы Земли, ионизированные, испаряющиеся, превращающиеся в раскаленную плазму, вгрызающиеся в пространство на миллионы километров, бесследно пропадающие и возвращающиеся обратно, порождающие гигантские магнитные поля! Эта флуоресцирующая, видимая за миллионы парсеков корона, газ которой постоянно бомбардирует частицы, оголенные атомы, жесткие и мягкие кванты излучения звезды, сияние которой есть непрерывная буря, в восемьсот пятьдесят раз яростнее солнечной, буря столь мощная, что закончится всего лишь через какой-нибудь миллион лет в пламени Сверхновой! Фолкейн еще раз бросил взгляд на экран и содрогнулся. Вдруг он понял, что бортовой компьютер что-то сказал.

— Прошу прощения? — переспросил он.

— В моей программе нет реакции обиды, поэтому извинения совершенно излишни, — внятно произнес невыразительный голос. — Однако мне поставлена задача обращаться с вами настолько осторожно, насколько позволяет моя организация, до тех пор пока ваша нервная система не придет в порядок. Поэтому снисходительность к вашему поведению рекомендуется рассматривать как часть программы.

Фолкейн хмыкнул, потом расхохотался.

— Благодарю, Пень, — сказал он. — Пожалуй, это мне не помешает. — Потом добавил торопливо: — Только не говори, что ты определил необходимость и вычислил реакцию, переходи прямо к делу.

— Вы спросили, сможем ли мы приблизиться. Ответ зависит от того, что имелось в виду под «приблизиться». Анализ контекста показал, что вы хотели узнать следующее: достигнем ли мы указанной планеты, не подвергая корабль опасности? Ответ утвердительный.

Фолкейн повернулся к Чи Лан, развалившейся справа от него в своем кресле, похожем скорее на гамак.

— Я отчетливо помню, что приказал Пню забыть эти утвердительные и отрицательные ответы, поскольку даже Черчилль довольствовался простыми «да» и «нет», — вздохнул он. — Зачем вы отменили мой приказ?