Миры Пола Андерсона. Том 11. Торгово-техническая лига - [20]

Ольга не спала.

— Пит! — закричала она. — Пит! — Мука исказила голос Ольги до полной неузнаваемости; Пит вообще не узнавал ее в этом скелете, обтянутом пожелтевшей, покрытой испариной кожей, не узнавал длинные слипшиеся пряди белесых волос, его пугали нестерпимый запах и ногти, больно, до крови, вцепившиеся в его руку.

— Где ты был, прижми меня покрепче, как мне больно, Господи, как мне больно…

Пит сделал ей еще один укол, но почти без всякого эффекта.

И он снова опустился на колени рядом с ней. Пит не стал рассказывать мне, что он говорил, как все это было. Через некоторое время она успокоилась, крепко взяла мужа за руку и стала ждать конца своих мучений.

Пит сказал только, что, когда Ольга умерла, это было, словно кто-то задул огонек свечи.

Он уложил ее, закрыл ей глаза, подвязал челюсть, сложил руки на груди. Механически передвигая непослушные ноги, он подошел к сооруженному для Энэрриана шалашу. Однокрылый ифрианец ждал его.

— Она пала? — спокойным голосом спросил он.

Пит молча кивнул.

— Это хорошо, — сказал Энэрриан.

— Нет. — Пит сам не узнал свой, словно издалека доносящийся, хриплый голос. — Ей не нужно было просыпаться. Наркотик должен был… Вы что, сделали ей стимулирующий укол? Вы вернули ее к этим страданиям?

— А как же еще? — спросил Энэрриан, спросил совершенно спокойно, хотя был без оружия, а его бластер валялся на земле, у самых ног Пита. «Только не это, — пронеслось в измученном мозгу, — это только облегчит ему его судьбу».

— Я увидел, что вы ошиблись в дозировке, — видимо, от усталости. Вы ушли, а я был не способен вас догнать. Она могла умереть до вашего возвращения.

Питу казалось, что он находится в необъятной пустоте, что перед ним нет ничего, кроме этих сверкающих глаз.

— Вы хотите сказать, — спотыкаясь, спросил чей-то чужой, дребезжащий голос, — …хотите сказать… что она… не должна была?..

Энэрриан подполз ближе — лишившись одного крыла, он мог только ползать — и взял Пита за руки.

— Мой друг. — В его голосе звучало безмерное сострадание. — Я слишком чтил вас обоих, чтобы лишить ее возможности показать свою смертную гордость.

Пит не ощущал, не осознавал ничего, кроме жесткого холода этих острых когтей.

— Неужели я ошибся? — обеспокоенно спросил Энэрриан. — Разве вы не хотели, чтобы она вступила в битву с Богом?

Любая ночь когда-нибудь кончается, даже долгая ночь Люцифера. К тому времени как Пит завершил свое повествование, вершины утесов уже зажглись светом начинавшегося дня.

Смерив взглядом остатки коньяка, я располовинил их по нашим рюмкам. Придется устроить сегодня выходной.

— Да, — умудренно кивнул я. — Межкультурная семантика. Движимые наилучшими намерениями, двое существ с разных планет — да что там планет, зачастую из соседних стран — считают само собой разумеющимся, что они думают одинаково. Последствия бывают весьма трагичными.

— Это-то я понял сразу, — сказал Пит. — Мне не потребовалось прощать Энэрриана — откуда ему знать? Кстати, он был крайне озадачен, когда я похоронил свою любимую. У себя на Ифри они сбрасывают их над дикими, ненаселенными местами с большой высоты. Однако ни одна, ни другая раса не хочет смотреть, как гниет и разлагается тот, кого знали и любили раньше, поэтому он сделал все, чтобы мне помочь, все, что было в его охромевших возможностях.

Он глотком опустошил рюмку, а затем прищурился на злое ослепительно синее солнце и пробормотал:

— А вот Господа — Его я простить не мог.

— Проблема зла, — с прежней умудренностью поддержал его я.

— Нет, нет. Последние годы я старательно изучал эти вопросы — читал теологическую литературу, беседовал со священниками. Почему Бог, если Он — Бог личный и любящий, допускает существование зла? На такой вопрос христианство дает вполне разумный, убедительный ответ. Человек — и вообще любое разумное существо — должен обладать свободой воли. Иначе мы превратимся в марионеток, и существование наше утратит всякий смысл. Свобода воли необходимо включает в себя способность творить зло. Мы проводим свою жизнь здесь, в этом мире, чтобы научиться быть благими по собственному выбору, без принуждения.

— Да, — смутился я, — ляпнул я, конечно, по неграмотности своей. А все этот коньяк. Нет, твоя логика, конечно же, безупречна — вне зависимости от того, согласен я с изначальными предпосылками или нет. Я хотел сказать другое: проблема боли. Почему всемилостивый Бог допускает ничем не заслуженные страдания? Если он действительно всемогущ, ничто его к этому не вынуждает.

Конечно же, я не имею в виду ощущение, заставляющее отдергивать руку от огня, или что-либо еще в этом роде, полезное и осмысленное. Но несчастные случайности, уносящие жизни… либо лишающие разума… — Я тоже допил. — То, что произошло с Аррах, и с Энэррианом, и с Ольгой, да с Вхэл и с тобой. То, что происходит, когда начинается эпидемия, или катастрофы, про которые говорят — на то была воля Божья. Или медленный распад, пожирающий нас в старости. Все такие ужасы. И неважно, что наука совладала со многими из них, — осталось более чем достаточно, а к тому же предки наши должны были терпеть их все.

Зачем? Почему? Какой цели может это служить? И нет никакого смысла в заявлениях, что после смерти мы получим бесценную награду, так что какая разница — приятно здешнее наше бытие или мучительно. Это ничего не объясняет. Так что, Пит, именно эта проблема тебя и мучит?