Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога - [9]

Судя по всему, их предводителем был высокий худой мужчина с впалыми щеками и темными горящими глазами. Его жесткие черные волосы были острижены «под горшок». На тыльных сторонах ладоней были вытатуированы гримасничающие демоны. Одет он был в куртку оленьей кожи и тяжелые кожаные башмаки.

Он завел с крестьянином длинную беседу, изредка бросая на американцев пронзительные взгляды. Два Сокола напряженно вслушивался. Временами ему казалось, что он понимает отдельные слова и даже выражения, но уверен в этом не был. Фонетика и даже некоторые корни были определенно знакомы ему, но он никогда не смог бы заметить этого, не владей он свободно всеми ирокезскими языками, включая чероки.

В какой-то момент предводитель — его звали Дзикохсес — повернулся к девушке и что-то ей сказал. При этом он использовал совершенно другой язык, но и тот показался Двум Соколам странно знакомым. Скорее всего он принадлежал к германской семье, и притом к скандинавской группе. Или нет? С такой же уверенностью он мог бы поклясться, что это нижненемецкий диалект.

Внезапно Дзикохсес перенес внимание на О’Брайена и Двух Соколов. Он задавал вопрос за вопросом, тыча пальцем то в одну, то в другую деталь их униформы. Два Сокола различал знакомые интонации, но вопросов не понимал. Он пытался отвечать на языке онондага, потом сенека, потом чероки. Дзикохсес прислушивался, подняв брови, с удивленным, а иногда и раздраженным выражением на лице. Он переключился на язык, на котором общался с девушкой. Обнаружив, что его и теперь не понимают, он попытался заговорить еще на трех языках, прежде чем добился хоть какого-то успеха. Последний был какой-то формой греческого. Увы, хотя Два Сокола мог немного читать по-древнегречески, но разговорных навыков не имел. Да и они бы не помогли ему — греческий в исполнении Дзикохсеса имел весьма мало общего с тем, что знал Два Сокола.

— Что он там бормочет? — прошептал О’Брайен.

— Спроси его что-нибудь по-гэльски, — приказал Два Сокола.

— Ты псих? — осведомился О’Брайен, но все же отбарабанил пару фраз.

Дзикохсес нахмурился, потом поднял руки вверх, признавая свое поражение. В одном Два Сокола уверился твердо: Дзикохсес — не крестьянин. Человек, знающий столько языков, или получил превосходное образование, или много путешествовал. И вел он себя как человек, привыкший приказывать.

Когда Дзикохсес понял, что все попытки поговорить напрасны, он отдал какой-то приказ. Его люди проверили свои ружья, девушка вытащила из нагрудного кармана жакета револьвер и проверила, заряжен ли он. Дзикохсес протянул руку к пистолету Двух Соколов. Два Сокола, улыбаясь, покачал головой. Не спеша, чтобы не напугать остальных и не вызвать недоверия, он достал пистолет из кобуры, вытащил магазин, потом загнал его обратно и убрал оружие в кобуру, предварительно убедившись, что оно поставлено на предохранитель.

Глаза странных партизан расширились, потом все заговорили одновременно, но Дзикохсес приказал им замолчать. Крестьянин погасил свой фонарь, и отряд покинул сарай. Через пару минут они уже были в лесу. Крестьянин и его дочь шепотом попрощались с ними и вернулись в освещенный луной дом.

ГЛАВА 4

Всю ночь отряд пробирался по тропе на северо-восток, стараясь держаться в тени деревьев, и выходил на открытые поля, только чтобы перебежать от одного перелеска к другому. Но ничего необычного не случилось, и под утро они остановились в лощине, непроходимая чаща в которой служила надежным укрытием.

Прежде чем заснуть на своей подстилке из листьев, О’Брайен поинтересовался у пилота, не в сторону ли России они движутся. Два Сокола кивнул: он думал так же.

— Эти парни не русские и не румыны, — задумчиво сказал О’Брайен.. — В Чикаго, где я вырос, в нашем районе и тех и других хватало. Но они говорили не так, как эти ребята. Ну так откуда ж эти-то повылезали, черт бы их драл?

— Болтают, наверное, на каком-нибудь местном наречии, — ответил Два Сокола. Он решил, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы рассказать О’Брайену о своих фантастических догадках. А они были настолько фантастичны, что могли выбить из колеи любого. Даже его самого.

— И знаешь, что еще странно? — продолжил О’Брайен. — Мы нигде не видели ни одной лошади; у этих крестьян их не было или уже нет. Не фрицы ли их забрали?

— Кто-то точно отобрал. — Два Сокола вздохнул. — Давай спать. Нам предстоит долгая и трудная ночь.

День тоже был долгий и трудный. Комары, заедавшие ночью, не оставляли их в покое и при солнце. Не выдержав, Два Сокола разбудил Дзикохсеса и жестами показал, что готов принять предложение, которое прежде отвергал с презрением. Дзикохсес отдал ему маленькую бутылочку, тошнотворно вонючая жидкость в которой обладала, однако, полезным свойством отпугивать не только людей, но и гнус. Два Сокола намазал ею лицо и руки и зарылся глубоко в сухую листву, защищавшую тело — хоботки кровососов протыкали любую одежду. Теперь Два Сокола понял, почему их спутники в такую жару носили тяжелые куртки. Жару-то еще можно было вынести, а укусы комаров могли свести с ума кого угодно.

Даже защищенный от атак комарья, Два Сокола спал плохо. Около полудня жара стала невыносимой, и шорохи ворочающихся во сне людей все время будили его. Открыв в очередной раз глаза, он увидел над собой худое лицо и жгуче-черные глаза Дзикохсеса. Два Сокола усмехнулся и перевернулся на бок. Он был беспомощен. Эти люди при желании в любое мгновение могут обезоружить или убить его. Но Дзикохсес, по-видимому, пока не считал его врагом. «Похоже, мы его озадачили не меньше, чем он — нас», — подумал пилот, прежде чем провалиться обратно в зыбкий сон.