Нельзя не отметить тот факт, что вся русская литература была в тесном мундире сановника.
Пушкин в мундире лицеиста, чиновника и камер – юнкера,
Державин в мундире солдата и министра.
Лермонтов, Толстой, Достоевский, Батюшков, Чаадаев в офицерских мундирах.
Грибоедов, Тютчев были в мундире дипломата.
Несоизмеримая контрастность: дипломат… и поэт, воспеватель стихии свободы, так стесненной и гнетущей государством. Но ведь еще в Библии сказано: «Дух веет, где хочет»
Поэт любил силу, мощь, величие – будь то природа, вселенная, государственность. И в этом смысле он истинный сил классицизма, он благоговел перед общим смыслом мироздания. От того качество тютчевской лирики – сродни державинскому стилю, такое же высокое, торжественное, восхваляющее:
«Всесилен я и вместе слаб,
Властитель я и вместе раб!»
Но классицист Тютчев, в этом тоже его парадоксальность, в то же время и импрессионист. Он схватывает мгновение, запечатлевает настоящее ощущение, минутное смутное настроение:
Мы можем, странствуя в тернистой сей пустыне,
Совать один цветок, ловить летящий миг».
И усиливает эмоциональность, чувственно высоко парит его строка:
…жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита»
Он смел, своеволен и своенравен в сравнения, его сравнения порой аллегоричны:
– « По жилам небо протекло»
– (любимая строка Льва Толстого);
– « Нет, нас одушевляло не чревобесие меча»;
– « И сердце в нас подкидышем бывает»;
– «месяц светит сладко»;
– « всемирный благовест лучей»;
– « румяное, громкое восклицание».
И недаром Тургенев писал: « Язык г. Тютчева поражает читателя счастливой смелостью».
Тютчев и импрессионист: он схватывает мгновение, смутное настроение секунды, а потому запечатлевает настоящее, подлинное ощущение – трепетная, точная фиксация настроения:
«…и жизнь, как океан безбрежный
Вся в настоящем разлита».
И продолжает:
«Мы можем, странствуя в тернистой сей пустыне
Сорвать один цветок, ловить летящий миг».
А Фет писал: « Деревья поют у Тютчева… Нам приятно понимать, что деревья поют своими мелодичными формами, поют стройностью, как небесные сферы».
Сила стихов Тютчева – это сила подлинности, сила достоверности.
Можно высказаться в таком векторе: Тютчев не сочинял, а лишь не мешал поэзии прорваться из него наружу.
Аксаков, давний друг поэта, писал: «из глубочайшей глубины его духа била ключом у него поэзия, из глубины, недосягаемой даже для его собственно воли».
История свидетельствует: стихи были настолько его личным, интимным делом, что он стеснялся их печатать. Когда же публиковал (по настоянию друзей), то полностью своего имени не подписывал. Он писал издателю Т. Георгиевскому: « Полностью моего имени выставлять не нужно, только букву «Т». Я не прячусь, но и выставлять себя напоказ перед толпой не хочу».
Сформулируем так: Тютчев был ярким представителем психологической лирики, как Достоевский – психологического романа. Тютчев живет в Душе, он углубляется в Душу, в аниму, психику природы и человека. Все внешнее, все наружное – задний план, расплывчатый фон, невнятное оправданье. Он не ремесленник, он Демиург, а потому он вне скульптурности обыкновенных описаний. В своей лиричности светотеней он сопоставим с пейзажистом Рембрандтом.
Тютчев – весь в оттенках нервичности, в спонтанности, переломах настроений. Если у Пушкина жизнь – это игра с « обозримыми предметами», зримыми, лепными, то для Тютчева – это игра « смыслами». Ему подходят слова А. Франса: Даже вечность мы рисуем каждый по – своему, в своем вкусе. У абстрактного, как и конкретного, есть свои краски».
Точно подметил своеобразие поэзии Тютчева другой русский поэт В. Брюсов: « Тютчев стоит как великий мастер и родоначальник поэзии намеков».
И, развивая мысль Брюсова, вполне оправдано авторское определение: Тютчев – это попытки поймать неуловимое и ускользаемое: « не дым, а тень, скользящая от дыма».
Тютчев – адвокат внутреннего мира, находящегося в глубине человека.
Поэт – защитник «слова неизреченного», мысли, всегда остающейся во внутренних тайниках, чертогах человека. Помните: «Моя душа – элизиум теней…». Его душа – это не внешний мир. Его душа – «мир теней», мир психический. Неизреченное, неведомое, неосязаемое влечет к себе поэта.
Без всяких контекстов и двойственностей, со всей прямотой указов римских императоров, можно утверждать: Тютчев – самый гармоничный поэт России. В его стихах нет ничего лишнего, ничего случайного. Все совершенно закончено, магия совершенства присуща почти всем его стихам. Он музыкален, его стих « сладко сто раз повторять. Стихи его отличаются звуковой сочностью» и удивительной пропорциональностью. Это то, что Тургенев назвал « соразмерностью с самим собой».
Тютчев, если применить метафору, сверхплотная звезда русской поэзии. Стихи его короткие, исключительно компакты и весомы одновременно, степень их воздействия необычно высока:
«Не буду я богов обременять мольбами…»
Писал он скупо, часто – афористично. Своим афоризмом, своей формулой: « Мысль изреченная есть ложь» – он повесил над своей головой дамоклов меч – потому и писал коротко и сжато. И потому стихи были бесконечно весомы. Каждая фраза – бесконечная значимость:
