Мировозрение нерелигиозной духовности - [33]
Когда человек расстается с иллюзией собственного бессмертия, он тут же обнаруживает полную неприемлемость материалистического взгляда на вещи. Перед лицом неизбежной смерти насмешливо-критическое отношение к идеалистическому мировоззрению выглядит поверхностным и незрелым.
В своем поиске спасения от столь ужасной перспективы пожилой человек, как правило, обращается к религии. Сильная религиозность многих пожилых людей зачастую не имеет никакого отношения к подлинным духовным поискам и объясняется страхом собственной смерти. Под влиянием этого страха человек начинает истово верить в загробную жизнь, в рай и ад, в то, что «спасение» и «жизнь вечная» возможны не только для праведников, но и для раскаявшихся грешников. Проблема, однако, состоит в том, что у человека, обратившегося к религии и уверовавшего в Господа Бога и Царствие Небесное, для такой слепой и иррациональной веры не имеется никаких серьезных обоснований — ни логических, ни эмпирических. Поэтому религиозной вере приходится опираться на массированное внушение и самовнушение. Они необходимы для того, чтобы создать соответствующие внутрипсихические доминанты (сверхценные религиозные идеи). Первое (внушение) происходит при слушании проповедей, участии в религиозных ритуалах и чтении священных книг. Второе (самовнушение) — при постоянной, каждодневной молитвенной практике. Религиозный человек просыпается с именем Господа на устах и засыпает с ним же. Чем более необоснованы, чем более субъективны религиозные мифы и концепции, чем более они противоречат здравому смыслу и всему жизненному опыту, тем большее религиозное рвение должен проявлять верующий, чтобы подавить свои сомнения. За всякой сильной фанатичной верой всегда скрывается ее противоположность, всегда скрывается вытесненное сомнение. Отсюда и столь сильная нетерпимость и гневливость религиозных фанатиков при встрече с инакомыслием.
Совсем другое дело, когда пожилой человек, усомнившись в истинности унылой научно-материалистической картины мира, приходит к мировоззрению нерелигиозной духовности и начинает заниматься энергомедитативной практикой. Если его отношение к работе над собственным сознанием достаточно серьезно, — он непременно убедится в реальности существования тонкоматериальной сферы бытия. Он убедится в этом на собственном опыте, без какой-либо необходимости принимать эти взгляды на веру. Он увидит, что понятие смерти справедливо только по отношению к физическому телу, нашему биологическому скафандру, но никак не к индивидуальному духовному началу, в нем обитающему.
Как говорил мудрый Сунь Лутан: «Жизнь не имеет безысходности». Я бы добавил, что и смерть тоже не имеет безысходности. Смерть — это вовсе не окончательное и необратимое уничтожение, а всего лишь завершение трудной командировки, трудной и напряженной учёбы, с последующим уходом на каникулы. На самом деле смерти не существует. Бояться можно боли, но никак не смерти. То, что мы называем смертью — это всего лишь переход в другую сферу существования.
В современной психологической литературе обычно говорят не о кризисе пятидесятилетия, а о кризисе середины жизни (midlife crisis). Понятие кризиса середины жизни в научный обиход введено Карлом Юнгом, который относит его к возрастному периоду 35–40 лет. В настоящее время оно стало очень популярным. На мой взгляд, эта популярность совершенно незаслужена. Я полагаю, что это просто надуманная концепция, опирающаяся на метафору горного перевала — полпути вверх, затем, после достижения высшей точки, полпути вниз. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу» (Данте Алигьери). Дважды по 35–40 лет как раз и составляет 70–80 лет, то есть среднюю продолжительность человеческой жизни. Однако является ли эта метафора достаточным основанием для выделения этого возрастного периода в качестве экзистенциального кризиса? Боюсь, что нет.
Базовое мировоззрение, вырабатывающееся к концу юношества (к двадцатилетнему возрасту), в своих основных особенностях сохраняется в течение всего дальнейшего репродуктивного периода, вплоть до пятидесятилетнего рубежа, знаменующегося климактерической психосоматической перестройкой и подведением предварительных итогов прожитого. Именно здесь, а вовсе не в возрасте 35–40 лет, имеет место экзистенциальный кризис. На мой взгляд, выделение кризиса середины жизни не имеет глубоких содержательных оснований и является надуманным. Карл Юнг вообще был весьма склонен к так называемому «образному мышлению», плоды которого далеко не всегда заслуживают внимания.
Весомым подтверждением теории кризиса 50-летия являются данные, приведенные в 2006 году директором Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского, академиком РАМН Татьяной Дмитриевой. На вопрос:
