Мировой кризис - [184]

Центральная задача оставалась к этому времени, таким образом, совершено не разрешенной. На первом месте стоял грандиозный по своим последствиям вопрос об отношениях между Францией и Германией. В сердце Франции в основе руководства всей ее политики и почти всех ее действий лежала боязнь перед возможностью мщения со стороны ее соседа. Мрачно и не менее глубоко залегло в сознании могущественных классов германского народа убеждение, что их национальная история не будет окончательно определена статьями Версальского договора, а сердца ее юного поколения бились надеждой, что они доживут до того дня, когда победа еще раз зальет ярким светом знамена их отчизны. С одной стороны – вооруженная и организованная сила Франции, ее переполненные арсеналы, весь аппарат ее техники и механики, ее африканские резервы, ее врожденные и никогда не умирающие военные доблести и наряду с этим ее все уменьшающееся население и все неожиданности, которые приносят с собой беспрерывно меняющиеся научные изобретения в области разрушения; с другой стороны – могучая германская нация с 60-миллионным населением против 40 млн. французов, с ее сильным поколением, полным острого чувства обиды, с ее лабораториями, с ее промышленностью и высокой умственной дисциплиной. Тяжелые переживания выпали на долю Германии в великой войне. Среди всех уроков этого опыта не было ни одного факта, который мог бы оправдать сомнения в ее будущих военных успехах. Почти без всякой поддержки германские армии вызвали на бой весь мир, имея таких союзников, слабость которых была очевидна с самого начала. И прежде чем Франция могла быть спасена от готовившегося ей разрушения, вся жизненная энергия России, Британской империи, Италии и частично Соединенных Штатов была уже в значительной мере растрачена. Но разве такие условия когда-нибудь повторятся? Нужно ли Германии задумываться над возможностью нового выступления в будущем всех наций и империй мира на помощь ее давнему врагу? Итак, основной проблемой европейского мира была проблема отношений двух стран по обе стороны Рейна, и в 1923 г. никто не мог бы поручиться за то, что будущим поколениям не суждено будет видеть Европу, вновь поверженную в прах в результате новой подобной же схватки.

Какую политику должна вести Британия перед лицом таких возможностей, к счастью, понимали все ее партии. Великобритания не могла иметь перед собой иной задачи, как использование всего своего влияния и всех своих ресурсов – в течение многих лет – на то, чтобы так тесно связать Францию с Германией в экономическом, социальном и моральном отношениях, чтобы предотвратить между ними всякую возможность новых ссор с тем, чтобы вражда их постепенно замерла посреди общего благоденствия обеих сторон и их взаимозависимости. Британский народ исключительно заинтересован в том, чтобы смягчить этот великий спор; у Англии нет противоположных, равных по значению интересов.

Рабочее правительство Рамзея Макдональда в 1924 г., благодаря лондонской конвенции и соглашению Дауэса, подготовило путь к памятным событиям 1925 г. Правительство Болдуина пользовалось не только неоспоримой властью, но и полной уверенностью в ее продолжительности. При таких условиях национального могущества и прочности правительства на сцену выступил новый министр иностранных дел, обладавший исключительной дальнозоркостью и смелостью, дававшими ему возможность идти на больший риск в деле достижения мира, чем это удавалось министрам всех других стран. Оставляя в стороне все мысли о соглашении Великобритании и Франции с целью сопротивления германской мощи, Остин Чемберлен решительно последовал политике, предложенной Штреземаном, о тройственном соглашении взаимной безопасности между Францией, Германией и Великобританией; по этому соглашению Великобритания брала на себя торжественное обязательство прийти на помощь любому из двух других государств, в случае, если оно подвергнется ничем не вызванному с его стороны нападению. Во всей истории нельзя найти другого примера подобного решения. Эта идея с самого начала получила одобрение всех классов и партий Великобритании, и благодаря опыту и ловкости Бриана, изумительному гражданскому мужеству Штреземана и других лидеров Германии она была проведена в жизнь. Осуществление этой идеи дошло до своего апогея, подкрепленное всей мощью Италии, направляемой дальнозорким реализмом Муссолини. Были преодолены бесчисленные трудности. Соглашение, которое могло бы потребовать 10 лет настойчивой политики, было закончено принципиально в течение нескольких месяцев. Было достигнуто также содействие малых держав, и 16 октября 1925 г. на берегу тихого озера представители четырех великих западных демократий дали торжественную клятву во всех обстоятельствах сохранять мир между собой и действовать сообща против каждого государства, которое нарушило бы условие и предприняло бы нападение против одного из братских государств. Выработанный в Локарно договор был окончательно подписан в Лондоне же, как это и должно было быть, потому что именно в Англии и возникла идея такой политики, а затем договор был ратифицирован парламентами всех заключивших его государств. Он был тщательно согласован с уставом Лиги наций, в совет которой в результате вошла Германия, усилившая Лигу своим могуществом. Так осуществилась великая мера самосохранения, когда-либо предпринятая европейцами.