«Миротворец» 45-го калибра - [5]

«Соглашайся, — решил я, когда за скотопромышленником захлопнулась дверь. — Воин никогда не отказывается, если его избирают вождём».

— Опять ты заладил своё, — упрекнул меня Дакота Смит. — Не привык я сидеть на месте, вот в чём дело, приятель. Да и гоняться за всяким сбродом — не по мне это.

«Как знаешь, — сказал я. — Обо мне, конечно, ты, как всегда, не подумал».

— В каком смысле? — удивился Дакота.

«Да в самом прямом. Моё предназначение — стрелять. А где, как не на шерифской должности, можно пострелять вволю».

— Прости, приятель, — почесал в затылке Дакота Смит. — Я действительно не взял это в расчёт. Ладно, уговорил, будь по-твоему.

Я схитрил. Стрелять давно стало для меня не самым главным.

* * *

Арлингтонским шерифом Дакота Смит пробыл неполных два года. За это время мы с ним пристрелили девятерых головорезов и ещё три дюжины, рангом пониже, упрятали в тюрьму.

Бандиты, разбойники, конокрады, мошенники стали обходить Арлингтон стороной. Слава о нраве и привычках шерифа распространилась по всему Западу, и количество висельников всех мастей в округе заметно пошло на убыль. Так продолжалось до тех пор, пока в городе не появилась Матушка Пэм.

Статью Матушка не уступала логнхорну, а нравом даже превосходила.

Случилось так, что на следующий же день после прибытия Матушка Пэм нанесла визит шерифу.

— Я много слышала о вас, мистер, — сказала она вместо приветствия. — И подумала: несправедливо, что человек таких достоинств перебивается на жалкие сто пятьдесят баксов в месяц.

— На выпивку мне хватает, приятельница, — ответил Дакота Смит. — И чтобы перекинуться от случая к случаю в картишки. А больше мне ничего и не надо.

— Деньги никогда не бывают лишними, мистер, — поделилась мудростью Матушка Пэм. — И слишком много их никогда не бывает. Я решила открыть у вас в городе доходное предприятие. Пошивочную, можно сказать, мастерскую.

— Хорошее дело, приятельница, — одобрил Дакота Смит. — И, наверное, прибыльное.

— Очень прибыльное, — согласилась Матушка. — Настолько, что прибылью я хочу поделиться с надёжным человеком. Который, если что, защитит моих белошвеек. И, разумеется, сам будет в заведении желанным гостем в любое время. Свободная мастерица для такого человека всегда найдётся.

С минуту Дакота Смит сидел, молча уставившись на посетительницу. Потом сказал:

— Поезд останавливается на станции дважды в день, приятельница. Ближайший как раз через три часа. Скатертью дорога.

— Что ж так? — поинтересовалась, не изменившись в лице, Матушка Пэм.

— Да так. Борделя в Арлингтоне, пока я здесь шерифом, не будет.

Матушка Пэм умильно улыбнулась и развела руками.

— Вы грубиян, мистер, — сообщила она. — Мне даже слово, которое вы изволили сказануть, выговорить зазорно. На поезд, если есть такая охота, садитесь сами. А я пойду. Предложение остаётся в силе: вы, мистер, можете передумать в любой момент. До тех пор, конечно, пока вы здесь шерифом.

«Ты нажил врага, — сказал я, когда Матушка вымелась прочь. — Сильного и искусного. Нажил там, где мог бы приобрести друга. Это неразумный поступок и недостойный мужчины».

— Да?! — взвился Дакота Смит. — Разумный поступок, по-твоему, позволить этой карге торговать здесь женщинами?

«Именно, — подтвердил я. — Мужчины хотят женщин, так устроена жизнь. Если женщин не хватает, появляются общие женщины».

— Вот что, приятель, — бросил Дакота Смит. — Ты такое слово «закон» слыхал?

«Слыхал, — не стал отрицать я. — Законом называется набор правил для глупцов. С каких пор в стране Великих Равнин соблюдают законы? И с каких пор их соблюдаешь ты?»

— Да ровно с тех пор, как стал здесь шерифом. С твоего, между прочим, одобрения, приятель, если не сказать, что с твоей подачи.

Признаюсь, я растерялся. Дакота Смит переспорил меня, впервые за то время, что мы с ним были вместе.

«Хорошо, — сказал я. — Будь по-твоему. Значит, надо её пристрелить».

Дакота со злостью саданул кулаком по столу.

— Сколько раз повторять тебе, приятель? В женщин не стреляют.

Я смолчал. Я не мог запретить ему быть глупцом.

* * *

Неделю спустя в город прибыли «белошвейки», и жизнь в доходном предприятии Матушки Пэм закипела. От желающих заштопать рубаху или портки отбою не было. Пошивочные работы начинались с рассветом и заканчивались далеко за полночь.

На третий день Дакота Смит решил устроить облаву.

— Парни не пойдут, сэр, — сказал, пряча глаза, помощник шерифа. — В городе на десять мужчин одна женщина. Я бы на вашем месте…

— Что бы ты на моём месте, приятель? — надвинув на глаза шляпу, процедил Дакота Смит.

— Ничего. Дело ваше, но на облаву парни не пойдут, сэр. Никто, и я тоже.

На следующее утро Дакота Смит властью шерифа арестовал Матушку Пэм, самолично доставил её в тюрьму и закрыл в камеру. Днём позже судья Вильямс при стечении всего города Матушку оправдал.

«Давай я её пристрелю, — в который раз предложил я. — Спишем на несчастный случай или на что угодно».

Дакота стиснул челюсти и не ответил. Сутки спустя он опять арестовал Матушку, предъявив ей обвинение в неуплате налогов. Ещё через сутки судья Вильямс арестованную освободил вновь.

Две недели пролетели без происшествий. А в воскресенье вечером в заведение ворвалась компания подвыпивших нездешних ковбоев. Клиентов Матушки ковбои вышвырнули в окна, «белошвеек» выставили из дома прочь и принялись крушить обстановку. Пострадавшие побежали за шерифом, однако случилось так, что Дакота Смит сидел в это время в салуне и был мертвецки пьян. Ковбои неспешно закончили начатое, вскочили в сёдла и убрались, откуда пришли. Малыш Биллибой, проносясь мимо салуна, на прощанье махнул рукой.