Мирное время - [17]

Как немые свидетели былой культуры, преодолевшие всесокрушающее время, войны и нашествия завоевателей, высоко в горах стояли руины замков, развалины крепостей и древних сооружений.

Столетия страшного гнета тяжким грузом лежали на плечах умного, трудолюбивого народа. Жестокие казни ждали всякого, кто посмел бы возмутиться против порядка, установленного богом и эмиром. И все же, когда переполнялась чаша терпения, народ-пахарь становился народом-воином, и тогда реки окрашивались кровью борцов за лучшую долю. Беспощадно и жестоко подавлялись восстания, но народ хранил в памяти имена героев, слагал о них песни и легенды.

Как, возвещая приход нового дня, над горами восходит утренняя заря, осветила своими лучами эту исстрадавшуюся землю Октябрьская революция. Обнищавший, придавленный многовековым гнетом, но не покорившийся народ, расправил, наконец, плечи и могучей поступью зашагал вперед, в светлое будущее.

В этом краю - безраздельной вотчине бухарского эмира - русский народ никогда не выступал в роли угнетателя и эксплуататора и стал любимым, желанным другом и братом таджиков. Русский большевик, суровый и добрый, мудрый и смелый, помог таджику не только освободиться от жестоких и алчных баев-кровососов, но и научил строить новую жизнь.

Семена этой жизни упали на плодородную почву и, пробивая тысячелетнюю толщу феодального уклада, давали молодые, но уже крепкие всходы. Всюду, где бы Виктор ни бывал, он видел перемены, принесенные Советской властью на древнюю таджикскую землю.

Но старое, отжившее, не сдавалось без боя. Освободившемуся народу нужно было разобрать на своем пути немало завалов, решительно расчистить дорогу. После недолгого любования экзотикой, Виктор понял, что борьба за новую жизнь предстоит серьезная.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ХОДЫЧА ИЩЕТ СЧАСТЬЯ

Город встретил Ходычу пылью и жарой. По улицам ходили загорелые веселые люди. Девушке все улыбались. В Наркомате ее встретили с радушной улыбкой, усадили за искалеченный ремингтон и дали печатать ворох бумажек. Здесь уже давно не было машинистки, и работы накопилось много.

Ходыче понравился город и его гостеприимные жители. Окончательно почувствовать себя счастливой ей мешали заботы о квартире. В общежитии наркомата не было ни единой свободной койки. Первые ночи Ходыча спала на полу в канцелярии, но комендант не разрешил ночевать в Наркомате больше трех дней. Молодая уборщица отвела Ходычу к своей знакомой и уговорила её дать девушке угол. Хозяйка, толстая, оплывшая жиром женщина лет пятидесяти, внимательно осмотрела Ходычу. Ее маленькие, белесые глаза хитро поблескивали из-под широких бледных век, над которыми нависали когда-то рыжие брови. Переваливаясь с ноги на ногу, она тяжело ходила по комнате, вместе с Ходычей устанавливала в угол кровать, подвешивала ситцевую полинявшую занавеску.

- Здесь, доченька, как в раю будешь жить, - хрипло говорила она.

Речь шла о небольшой, слепленной из глины, с косыми стенами, чисто выбеленной комнате. Два крохотных оконца выходили на улицу, дверь вела в сени. От политого глиняного пола поднималась прохлада, мухи со звоном бились в оконные стекла. После шумной и пыльной наркоматовской канцелярии комнатка и в самом деле показалась Ходыче раем. Она с наслаждением растянулась на кровати и почти мгновенно уснула.

Проснулась Ходыча от легкого толчка. У кровати стояла хозяйка.

- Доченька, милая, вставай, - бормотала она. - Вечер на дворе.

Ходыча села на кровати, шум в комнате привлек ее внимание. Через щель в занавеске она увидела, что за столом сидят двое мужчин.

- Сбегай, милая, за винцом на угол к персу, - тихо попросила хозяйка. Вот тебе деньги. Сама бы сбегала, да одышка проклятая не пускает.

Толстуха сунула Ходыче в руку несколько бумажек и исчезла за занавеской. Девушка причесалась, вышла из своего уголка и, не глядя на сидящих за столом, быстро выскользнула за дверь. На улице она поежилась от прохлады и побежала к лавчонке, которую заметила еще днем.

В винах Ходыча не разбиралась и взяла первые попавшиеся бутылки. Дома толстуха познакомила ее с мужчинами, усадила за стол и заставила выпить стакан вина. Мужчины уже напились, вскоре один уснул, положив голову на стол, а другой молча пил, не спуская глаз с Ходычи. Хозяйка куда-то исчезла, а когда за занавеской послышался храп, девушка поняла, что толстуха уснула на ее кровати. А мужчина все пил и все смотрел. Ходыче стало страшно, она вышла из комнаты, будто за водой и выбежала на улицу. Ночь была тихая, прохладная. Высоко в небе висела желтая ущербная луна.

Ходыча постояла немного у ворот, потом услышала шум открываемой двери и быстро пошла по улице. Она долго бродила по кривым переулкам, стараясь как можно тише ступать, чтобы не привлечь внимания собак, потом села на скамеечку возле какого-то дома. Ей хотелось плакать, но девушка закусила губу и сдержала себя. Внезапно ее охватило чувство грусти и одиночества. Она вспомнила свою коротенькую жизнь, в которой было так мало радости.

...На третий день после рождения Ходычи отец избил ее больную мать. Он не верил, что Ходыча его дочь. Этот маленький, сухой и сморщенный старик женился на высокой и красивой девушке. Хозяин хлопкового завода, каких немало было понастроено вдоль Средне-Азиатской железной дороги, он имел достаточно денег и, когда у него умерла жена, купил себе другую из бедной, но хорошей татарской семьи.