Мириад островов. Строптивицы - [20]

Также произнёс рыцарь через некое время:

— Сговор — почти что обручение, обручение — то же венчание.

— Чтобы преодолеть два шага между тем и этим, этим и тем — может не хватить целой жизни, — ответила ему Айелет. Но что предпринял он и что сделала она — навсегда осталось в тайне.

Не прошло и декады невольного затворничества обеих дев, как преданная служанка, запыхавшись, доложила деве Исанжель, что в замок прибыл светский аббат — из тех, чьё звание привязано к бывшим монастырским землям, но не связано с обетом безбрачия, — и просит свидания с молодой госпожой. А также прибавила, что он молод, красив и, судя по разговору, весьма учён.

Что сей аббат походил на Айелет, будто правая рука на левую, старуха не сказала: давно была она подслеповата и с недавних пор хитра, оттого и решила, что пристойней и надёжнее будет, если госпожа убедится во всём сама.

Аббат приветствовал Исанжель в точности теми же словами, что рыцарь — её подругу.

— Думаю я, что вас, дворянин, послала мне судьба, — ответила ему девица. — И чему быть, того не объедешь по кривой дороге: мои же пути всегда были прямы. Даст Бог, стану я вам не одной невестой, но верной супругой и матерью славных детей. Одно вы должны будете мне обещать: чтобы ни вы сами, ни мой отец, ныне близкий к тому, чтобы меня проклясть, ни прочие родичи и друзья родичей не вставали между мной и душевной подругой моей из рода Шармени.

— Удивительное условие, — сказал Властелин Сов (а это, разумеется, был он, он же сыграл и рыцаря). — Достойное условие. Ибо, я думаю, лишь Тот, кто выше нас всех, мог вложить вам в уста эти слова. Я принимаю их и даю вам в том нерушимую клятву.

С тем он нагнулся и поцеловал девицу в нежную шею — туда, где трепетала голубоватая жилка, свидетельствующая о чистоте и благородстве крови.

И проговорил:

— Сговор — почти что обручение, обручение — то же венчание.

— «Почти» — слово много более длинное, чем пять букв, его составляющих, — сказала Исанжель. — Не будем торопить нашу участь.

Но что предпринял в ответ мнимый аббат и что сделала она — навсегда осталось в тайне.

Итак, обе девушки привечали своего общего жениха в двух разных лицах, и обе постепенно теряли телесную силу и свежесть. Но, как ни удивительно, красота их лишь делалась ярче и возрастала до пределов воистину неземных — оттого никто не заподозрил неладного до тех пор, пока обе не слегли окончательно. Кровопийца к тому времени исчез без следа.

Лишь тогда поняли безутешные отцы, как их провёл Враг — нисколько, при всём том, не обманывая, лишь исполнив их волю дотошно и буквально. Каждую из девиц погребли в крипте собственной башни, коя получила, таким образом, девственную кровь наряду с девственной плотью.

Оставшись наедине с гробом дочери, заплакал старый сеньор Шармени:

— Хозяин Сов, знал я, что ты коварен наряду с честностью и честен помимо людского коварства. Но, как и все, попался в ловушку. Неужели никак нельзя было нам с дочерью не разлучаться?

— Раз уж ты понял и раскаиваешься, то можно это исправить, — ответил сатана голосом из тьмы. — Повесься прямо здесь на собственной шпажной перевязи — и станешь одним из моих местоблюстителей. Но не примут тебя во веки веков ни рай, потому что ты убил себя по моему наущению, ни ад — ибо в моём огненном дворце хватает верных слуг.

Так кончил свою жизнь в позоре сеньор Шармени и стал ничтожней, чем призрак. Призраки ведь хотя и прикованы к тому зданию, где умерли, но вид имеют человеческий, а не обезьяний.

Тем временем ушли провожающие из подземелья другой башни, оставив родителя Исанжель в великой скорби и гневе.

И возопил бездне сеньор Октомбри:

— Не жизнь и кровь милой своей дочери отдал я тебе, Навечно Проклятый, но кровь её развратительницы!

— Сволочь и подлец, — проговорил сатана, невесть откуда взявшийся. Вид его был не так величествен и горделив, как в былые посещения: скорее хмур и печален. — Я просил у тебя лишь ту малую кровь, которая истекает при снятии печати девства, когда девушка впервые становится женщиной. И ради того хотел лишь, чтобы брачное ложе твоей Исанжели было постлано в нижних помещениях башни, как обыкновенно и делают. Но хотя ты вручил мне другую красавицу, у твоего соперника хватило ума подставить твою собственную дочь. За каждую из работ заплатили мне с одинаковой щедростью — я же всегда беру всё, что мне дают, ибо не слишком вы, люди, ко мне благоволите.

— Так я не получу от тебя никакого возмещения? — спросил владелец замка в отчаянии.

— Отчего же. Говори — и получишь по слову своему, — усмехнулся Хозяин Сов. — Отчего бы дьяволу не проявить сочувствие к тому, кто сам на такое неспособен?

— В таком случае, хочу я стать духом Игрицы и пробить себе дорогу в теле холма, дабы течь отныне в глубине ущелья, — сказал сеньор Шармени. — И чтобы как мог, противился я переправе с одного берега на другой.

— Идёт! — воскликнул сатана.

Воды Игрицы на миг замерли. Потом она ударила в нагой склон горы и развалила его будто лезвием мясницкого топора. Башни дрогнули, чуть отклонились одна от другой, но устояли на разных краях ущелья. И река, соединив малые притоки, влилась в новое русло, иссушив прежнее.