Мираж - [108]

— Полагаю, тут не может быть двух мнений, — улыбнулся Вальтер. — Она была прелестным ребенком, а теперь — красавица.

— Еще бы! Когда она летом приходит к нам из Бурггейма, все мужское население курорта начинает прогуливаться перед нашей виллой. Но она относится к этому с полным равнодушием.

— В некоторых отношениях Эльза для меня — загадка, — задумчиво сказала Зельма. — Зоннек мог быть отличным мужем, но был на сорок лет старше ее и она была замужем всего три месяца; тем не менее она до сих пор удаляется от общества. Мы были очень удивлены, когда она предложила это путешествие, ведь это ее затея. Кстати, сегодня она хотела приехать к леди Марвуд.

— Ах, да! Лeди Марвуд! — воскликнул Бертрам. — Она была так любезна, что заявила мне, будто ее вылечили я и Кронсберг. Мы тут решительно ни при чем; освобождение от цепей ее злосчастного брака и ребенок — вот что принесло ей здоровье. Она, кажется, играет у вас в Каире первую роль?

— Да, она — лучезарный центр нашего общества и снова широко открыла гостеприимные двери дома Осмара. Но, хотя ее окружают поклонники, что-то не слышно, чтобы она собиралась вторично выйти замуж.

— На это есть свои причины, — сказал Бертрам с многозначительной улыбкой. — Кто знает, не ждет ли нас сюрприз на днях; Эрвальд ведь возвращается из экспедиции.

— Вы серьезно думаете, что между ним и леди Марвуд…

— По крайней мере, в Кронсберге о них немало говорили; ведь тут еще давняя юношеская любовь. Впрочем, когда Эрвальд уезжал из Европы три года тому назад, ему было не до этого; смерть Зоннека потрясла его до такой степени, что я никогда не поверил бы этому, зная его железную натуру.

— Но ведь это, действительно, трагическая судьба, — серьезно заметил Вальтер. — Избежать стольких опасностей, благополучно перенести такую тяжелую болезнь и вдруг стать жертвой простой неосторожности и пасть от собственного оружия!

— Я согласен, случай ужасный, и горе Эрвальда было вполне понятно, оно сломило его. После похорон он уехал так поспешно, точно его гнало что-нибудь; он не мог выдержать и дня лишнего.

— Немецкая колония готовит ему торжественную встречу, — сказал Вальтер. — И в самом деле, нам есть за что чествовать его, чего только не перенес этот человек за последнюю экспедицию и сколько он открыл нового! Если леди Марвуд выйдет за него замуж, как вы намекаете, то это никого не удивит. Имя Рейнгарда пользуется известностью, стоящей ее титула и фамилии.

Маленькое общество углубилось в обсуждение этого вопроса не подозревая, что сюрприз, которого оно ожидало на днях, окажется совсем другого сорта.

Дом Осмара, стоявший запертым после смерти консула, снова открыл свои двери. Леди Марвуд проводила теперь зиму в Каире, а летом жила с сыном в Англии, в поместьях Марвудов. Она, действительно, была лучезарным центром каирского общества, которое преклонялось перед Зинаидой Осмар. Сплетни, ходившие о ней прежде, прекратились вместе с тягостными обстоятельствами, которые вызвали их; супруга английского лорда, расставшаяся с мужем и ведущая одинокую бродячую жизнь, доставляла обильный материал клевете; вдове и матери, погруженной в заботы о сыне, нечего было бояться ее. Впрочем, и образ жизни Зинаиды изменился.

На террасе сидела леди Марвуд с Эльзой Зоннек. Зинаида изменилась очень мало; она была все так же ослепительно красива, как три года тому назад в Кронсберге, но лихорадочное, болезненное возбуждение, о котором все говорило в ней тогда, исчезло. От нее снова веяло прежней мечтательной, немножко меланхолической поэзией.

Эльзу, стоявшую около нее и смотревшую в сад, никто не принял бы за замужнюю женщину и даже вдову; в ее внешности было что-то удивительно нежное и девическое. Правда, ей едва минул двадцать один год, и, как ни пышно расцвела ее красота, она все еще сохраняла свежесть только что раскрывшегося бутона.

Теперь, избавившись от долголетнего гнета тиранического воспитания, она сильно напоминала маленькое лучезарное существо, когда-то игравшее здесь, на этой самой террасе. Она опять была полна подкупающей прелести, благодаря которой хорошенькая девочка завоевывала все сердца, а вместе с ней выступила, хотя лишь в виде слабого намека, и прежняя черта страстного упорства. Может быть, именно эта резкость придавала молодой женщине своеобразное очарование. Она была настоящей дочерью Бернрида.

Речь шла о том, что интересовало в настоящее время все круги каирского общества; а именно о предстоящем возвращении Эрвальда, и леди Марвуд говорила о нем тоном дружеского участия.

— Так Бертрам и его жена ничего не знают? Хоть им-то тебе следовало бы сказать правду при отъезде.

— Мы с Рейнгардом условились, что наша помолвка останется тайной до его приезда, — ответила Эльза. — Перед тобой я не могла скрытничать, ты ведь давно догадалась.

— Догадалась… да! — Зинаида вспомнила тот момент, когда услышала признание от Эрвальда, но спокойно продолжала: — С тех пор, как ты овдовела, я знала, что ваш брак является лишь вопросом времени. Вы хотите обвенчаться в Каире?

— Да, как можно скорее, и вернемся пока в Европу. Этой экспедицией Эрвальд думает закончить свои путешествия.