Мир — Земле - [7]

— Назвал это "неврозом страха". Он так небрежно произнес это нелепое выражение, будто выпустил дым от гавайской сигары.

Он снова взял в руки газету.

— Мне уже начинает казаться, что ты жаждешь катастрофы. Ипохондрики вроде тебя готовы даже умереть, лишь бы показать, как они правы.

Красота природы, которая захватила их в тот далекий день, теперь представлялась ей загадочной, безудержной, кричащей, коварной.

— Эта летняя красота была такой неестественной, — вспомнила она. — То ли дело зимний день, чистый, целомудренный, не способный лишить человека душевного покоя.

— А когда придет зима, ты опять, боюсь, будешь говорить то же. Ты теперь принадлежишь к тем несчастным, которые рано или поздно начинают отрицать весь божий мир.

Он никак не мог заставить ее регулярно есть, нормально спать. Казалось, она решила вычеркнуть себя из активной жизни, и кто же был в состоянии переубедить ее, если она сама захотела, чтобы все было именно так? Если в ожидании, по ее мнению, неизбежного она пристально вглядывалась только в это неопределенное грядущее, а не в обыденную реальность. Всей своей неугомонной душой она страстно ждала того Дня, который отбросит ее страх в костер, как ненужную тряпицу.

И вот наконец настал День, который она предчувствовала, которого так боялась, что кровь стыла в ее жилах. Пришел День, отбросивший мучительное время ожидания и выполнивший свою миссию палача.

Она металась в бреду, не зная, куда преклонить голову, чтобы обрести покой. Обрести покой на дне безграничного, всепоглощающего Ничто!

Она призывала смерть. Ведь теперь она твердо знала: Смерть — это не последний враг. Смерть — это последний ДРУГ.

Итак, пришел День.

Пока что — в мире фантастической притчи. Его может не быть в реальности. У Солумсмуена говорится о глобальной стратегии великих держав. Державы, конечно, разные, как и стратегии. Есть стратегия мира, есть стратегия войны. Но верно, что на планете нет пределов досягаемости для ракет, а уж для ядерной смерти — и подавно. Австралия, о которой мечтает героиня романа, тоже не выход: эта обетованная земля в лучшем случае станет последним берегом человечества, как о том поведал Н.Шют. И пока День не наступил, "Еще есть время, братья!" — призывает С.Креймер в последних кадрах фильма, снятого по роману. Есть время не допустить Дня.

Однако же День имел в недавней истории человечества "генеральные репетиции", а нынешние адепты войны — своих духовных отцов и предтеч. Культ бомбы не сегодня родился, как и научная фантастика. В 1944 году немецкий писатель Петер Братт (впоследствии писатель ФРГ) создал фантастическую аллегорию о бомбе. Вернее, не просто о бомбе, а о бомбе — персонификации национал-социализма. Недаром она изъясняется на языке пропагандистских шаблонов и штампов фашизма с привлечением всего арсенала нацистской псевдомифологии. Однако многие ее формулировки можно услышать и от некоторых современных деятелей; слова, правда, не всегда совпадают, но смысл тот же. Впрочем, пусть судит читатель.

ПЕТЕР БРАТТ БОМБА И ОБЛАКО [5]

— Поры-ы-в, взры-ы-в, разры-ы-в, — завывала бомба, летя над каналом. — Грандиозно. Динамично. Тотально. Сверх того. Победный дух. Самопожертвование.

— Должно быть, ты сработана в Германии, — сказало облако, много повидавшее на белом свете. — Головы у тебя нет, зато есть философия.

— Я триумф немецкой изобретательской мысли, — гордо ответила бомба. — Я искусственный сверхчеловек. Живу, чтобы убивать. И свое земное назначение исполняю автоматически.

— Ни дать ни взять культуртрегер, — сказало облако. — Миссионер избранной расы. Перед тобой станут униженно пресмыкаться.

— Я всего лишь загоняю варваров туда, где им место, — в норы. Неарийцам — норы! Нордическим сынам солнца — свет!

— Ты напоминаешь мне древних драконов, что носились в поднебесье несколько тысячелетий тому назад. Правда, огонь извергался у них из пасти, а не с хвоста. Их называли Дети Ночи.

— Маленькое, хлипкое, отсталое облако — что ты смыслишь в истории? Не в твоих силах угнаться за временем. Старомодная летная модель. Непрочный материал. Ни характера, ни самодисциплины. Скелета нет, чести нет, гуманистическая туманная дымка — для любителей посозерцать. Демократический моллюск. А теперь на меня посмотри. Сильная. Непоколебимая. Целеустремленная.

— Цель, а в чем она, твоя цель? — спросило облако невинно. Ветер усилился, и облаку удавалось держаться неподалеку от бомбы.

— Любая — только не военная. Школы, больницы, жилые дома, исторические сооружения. Если в казарму или фабрику врежусь, то разве что по недоразумению. Лишь первобытные варвары ведут боевые действия чисто военными методами. Мой девиз: сперва женщины и дети.

— Так ты знаешь свою цель? — спросило облако.

— Фюрер знает ее, — скромно ответствовала бомба. — Я лишь одна из его мыслей. А его мысли суть дела.

— В конце — дело, — заметило туманно облако. — А в начале было слово.

— Служака. Драка. Атака. Контратака, — отчеканила бомба. — И мне слово подвластно.

— Покуда ты издаешь визг, — сказало облако, — ты прирожденная пропагандистская машина.

— Я идеальное оружие наступления, — возразила бомба. — Уж если попаду, то успех стопроцентный. И так же, как моя старая приятельница и сродственница душегубка, гарантирую абсолютную победу над беззащитными.