Мир вокруг нас - [6]
Охотник стал обходить возникшее на его пути препятствие и внезапно остановился. На снегу, покрывавшем ствол елки, отчетливо выделялись следы соболя. Их было много — и полузасыпанных снегом и совершенно свежих. Тут пролегала торная соболиная тропа!
Все еще не веря своим глазам, Яша пошел вдоль тропы. Вот кончилось дерево, и тропа вильнула в сторону, в густой подлесок. Дальше следы разделялись, но все они вели в одном направлении — в глубину леса. Там где-нибудь находилось дупло, ежедневно посещаемое зверьком.
Не прошло и получаса, как Яша уже стоял перед кряжистой сухой елью, возле которой кончалась соболиная тропа. Отблески вечерней зари до половины освещали корявый, покрытый мохом ствол дерева, в котором высоко над землей виднелось продолбленное дятлом отверстие.
Яша осторожно обошел вокруг ели. И когда он опять дошел до своих следов, то еле сдержал себя, чтобы не рассмеяться от радости. Свежего выходного следа нигде не оказалось: соболь сидел в своем временном пристанище — дупле.
Теперь Яша знал, что надо делать. Быстро сняв с плеч котомку, он вытряхнул на снег сети и растянул их вокруг ели. Потом осторожно, стараясь не звякнуть, прицепил к сети несколько маленьких бубенчиков.
Когда все было сделано, Яша привел в порядок складную проволочную клетку и, отойдя в сторону, спрятался за толстым трухлявым пнем, примял вокруг себя снег и затих.
Тем временем в тайге совсем стемнело. Погасла скупая зимняя заря, померкло небо. Луна, затерянная в морозном тумане, стала похожа на тусклый обломок льдины.
Дремучий лес окутала тишина. Редко-редко слышался где-то в темноте еле уловимый шорох — это с веток падали комья снега. А может быть, голодный зверь бродил среди мертвого бурелома, выслеживая добычу…
Порой тишину раскалывал громкий, будто выстрел, треск лопнувшего от мороза дерева. Тогда эхо много раз перекатывалось по тайге, постепенно замирая у далеких сопок.
Яша чувствовал, что холод начинает проникать в рукава полушубка, в валенки, как, остывая, становится коробом влажная от пота рубашка. Длинные уши меховой шапки покрылись пушистым инеем, и всякий раз, когда Яша поворачивал голову, щеки его касались изморози, и по телу пробегала зябкая дрожь. А ведь ночь еще только начиналась, и сколько времени придется просидеть тут, трудно было сказать. Зверек, напуганный шумом шагов, может и совсем не выйти в эту ночь из дупла.
Соболь.
…Время тянулось нестерпимо медленно. Порой Яше казалось, что он не вынесет лютой стужи и закоченеет, прижавшись к трухлявому пню. Сколько раз хотелось подняться со снега, хоть немного размять занемевшие ноги, похлопать рукавицами! Но стоило пошевелиться, как снег начинал скрипеть, и Яша снова замирал на месте.
Сколько часов прошло в ожиданий, Яша не знал. Луна давно скатилась за сопки, и в тайге стало еще темнее. Казалось, что ночи не будет конца…
Вдруг резко звякнули и заливисто заголосили бубенчики. Яша вскочил и, едва держась на ногах, бросился вперед.
Ловкий, гибкий зверек метался в сетях. С каждым своим движением он все более запутывался в сети и напоминал большой, катающийся по снегу клубок.
В два прыжка Яша очутился возле соболя, накрыл его клеткой и, задвинув под снегом дверцу, накрепко прикрутил ее проволокой.
Когда соболь был надежно заперт, Яша отряхнулся от снега, подобрал валявшиеся рядом рукавицы. И лишь взглянув на злую мордочку зверька, полностью осмыслил то, что произошло так внезапно.
— Поймал, поймал! — не помня себя от радости, закричал он, прыгая на одной ноге и хлопая рукавицами.
А на востоке тем временем светлело небо, и над тайгой занимался серенький зимний рассвет.
Н. Устинович
Зеленая стража
Любовь к лесу родилась у меня еще в детстве. Когда я был гимназистом четвертого класса, наша семья проводила лето в знаменитых Брянских лесах. Раньше они назывались Дебрянскими, от слова «дебри» — непроходимые лесные чащи.
Я никогда не забуду тот летний вечер, когда я впервые ехал на телеге с маленького полустанка в глубину этих лесов. Все казалось мне удивительным и таинственным: и вершины сосен, терявшиеся во мраке, и туман над болотами, и блеск звезд в вышине между ветвей, и бесшумный полет темных птиц. Тогда еще я не знал, что это летали совы.
Мне все казалось, что в лесной тьме, вот здесь, в нескольких шагах от дороги, прячутся в овраге разбойники, а между стволов тускло блестят озера с покосившимися сторожками на берегах. Мне казалось, что со дна этих озер долетает едва слышный колокольный гул, пока я не догадался, что это шумят сосны.
Днем лесной край предстал передо мной во всей своей мощи и нетронутой красоте.
Любимым занятием у нас, мальчишек, было лазание на вековые сосны. Мы забирались на самые вершины. Оттуда, казалось, можно было дотянуться рукой до облаков. Там сильно, до одури, пахло нагретой смолой и во все стороны простирался неведомый лес.
Можно было часами сидеть на вершине сосны и смотреть на этот хвойный океан, слушать шум, похожий на ропот прибоя, и гадать о том, что скрывается там, в этих безбрежных дебрях.
В Брянском лесу я впервые встретился со старым лесничим и узнал от него много вещей, показавшихся мне невероятными.
