Мир вашему дому - [43]

— Но Трофимов-то любую трубу гнет! — вспомнил Даутов.

— Гнет… — вздохнул Бурцев. — Чутье у него к металлу. Ему хоть челябинскую трубу, хоть какую импортную подай — он их понимает. В любом деле, брат ты мой, талант должен присутствовать.

Машинист заглушил трубоукладчик, сел на гусеницу, свесив ноги в кирзовых сапогах, и с плохо скрытой насмешкой на лице стал наблюдать за начальством.

— Пожалуй, схожу в последний раз к Трофимову, или я его доконаю, или он меня, — Бурцев застегнул широкую, со многими карманами куртку и пошел к вагончикам.

— Пустое дело затеял Илья Палыч, — высказался сверху машинист. — Сожгет себе последние нервы…

В вагончике, куда зашел Бурцев, поначалу было тихо. Затем послышался зычный голос начальника, ему слабо ответил Трофимов, и скоро был слышен один Бурцев.

— Вот орет! — восхитился машинист. — Как стекла терпят?

Шум стих. Из вагончика вылетел Бурцев. Руку он держал на левой половине груди.

— Хамло! — сказал он на бегу. — Голова, видите ли, у него болит. Вот пропустить бы его сейчас через стан, да в бараний рог… Эх!

Он подошел к Даутову.

— Ладно, на сегодня обойдемся без него. Я еду к ребятам, пусть перепрыгивают овраг да идут дальше, полем. Кто бы знал, как мне не хочется оставлять позади себя такой хвост!

— Не срывайте бригаду, — попросил Даутов. — Пусть они подождут. Попробую я уговорить Трофимова. Если уломаю, то отправлю вам пару кривых сразу после обеда.

Бурцев безнадежно махнул рукой, ссутулил широкие костистые плечи и ушел к своему «газику».

— Агитировать пойдете? — осуждающе спросил машинист и сполз с гусеницы, едва не порвав штаны. — Не дело вы затеяли. Хотя начальству виднее… А я покуда в тенечке полежу. Алеша любит, когда его просят. Может, и уважит вас. Я бы лично, дай мне в зубы хорошую должность, в шею бы его гнал!

В вагончике было прохладно. Трофимов лежал на кровати и смотрел перед собой. Короткие волосатые ноги его торчали из-под грязной простыни.

— Здравствуйте, Алексей! — громко поздоровался Даутов. — Илья Павлович сказал, будто нездоровится вам.

— Он мне другое говорил, — Трофимов скосил глаза на мастера. — Насовал матюков и в дверь. А я лежу теперь, переживаю. Он думает про меня, что я чурбак с глазами, колода дубовая. Он, значит, болеет за дело, у него сердце, а у меня его будто нет! Я хоть и оступился, но человек!

— Илью Павловича понять надо, — заступился Даутов. — Колпаков второй день перед оврагом топчется. Ходу мы его бригаде не даем из-за этих кривых.

— А-а!.. — Трофимов, потеряв интерес к мастеру, отвернулся к стене. — Не люблю Колпакова — до денег больно жадный. Десять тысяч на книжке! Как ему не совестно? Куда одному человеку стоко денег?

— Алексей, пойдем хоть пяток кривых нагнем, — Даутов просительно тронул слесаря за плечо. — Вам это ничего не стоит.

— Не могу, — сказал Трофимов. — Встать не могу. Голову будто железом начинили. Даже встать боюсь — вдруг кровь в мозг ударит.

— Что же нам с Бурцевым теперь делать? — Даутов сел на кровать и растерянно поглядел, как Алексей невозмутимо шевелит пальцами ног. — Может, тебя на раскладушке положить возле стана? Советы будешь давать.

— Ох-хо-хо, — зашелся в кашле Трофимов. — Ребята потом проходу не дадут, засмеют. Скажут, кривой профессор. Или ишо похлеще. Нет, мастер, не пойду.

Трофимов судорожно вздохнул и снова отвернулся к стене. Даутов, поглядев на его крупную сутулую спину, вышел из батончика.

— Николай! — окликнул он водителя бензовоза. — Давай-ка сгоняем на трассу.

— Счас! — с готовностью ответил Николай, однако полез в кабину неохотно. — В чью бригаду?

— К Колпакову, — Даутов сел рядом с шофером.

Они долго колесили сухими проселочными дорогами, пока не добрались до широкого, глубокого оврага. На крутом склоне его стояли два трубоукладчика, сварочный агрегат и бульдозер. Голые по пояс рабочие лежали в траве.

Даутов подошел к широкоплечему, угрюмому на вид мужчине и отозвал в сторону. То был Колпаков.

— Что ж, попробуем, — сказал бригадир, выслушав мастера, и сел в кабину.

Приезд Колпакова неприятно озадачил Трофимова.

— Чего? — спросил он, с трудам подымая голову и оглядывая ненавистного ему бригадира.

— А ничего! — ответил тот в тон Трофимову. — Валяешься тут, как барыня, опух от безделья. А что колхозники нас костерят — тебе дела нет. Ты знаешь, мы через овраг все дороги пораскопали, им не по чему стало на элеватор хлеб возить.

Трофимов молчал, и Колпаков безнадежно махнул рукой.

— Разве проймешь этого чугунного мужика? — спросил он мастера.

— Иди-ка ты отсюда… — тихо сказал Трофимов. — Ступай, ладно?

— Я-то пойду, — ответил Колпаков. — Но что мне ребятам говорить? Они ведь считают тебя порядочным человеком… Алексей, мол, старый наш товарищ, не подведет нас…

— Уходи… — снова попросил Трофимов.

Колпаков улыбнулся мастеру и вышел из вагончика.

— Уехал, что ли? — спросил Трофимов и слабо шевельнул рукой.

— Уехал, — кивнул Даутов. — Ребятам начнет про тебя рассказывать. Барыня, мол, и все такое прочее…

— Он расскажет, — злобно промычал Трофимов и вдруг легко встал.

— Пошли, — сказал он и, босой, первым двинулся к выходу.

Машинист вылез из-под навеса, изумленно оглядел Трофимова и вспрыгнул на гусеницу трубоукладчика.