Мир в ХХ веке - [62]

После Октябрьских событий межцерковные связи ослабли на долгие годы. Русская Православная церковь была поставлена в новые жесткие политические и социальные условия, оказалась изолированной от общецерковных дел. Предстоятели некоторых восточных Церквей, прежде всего Константинопольской, нередко преступали “пределы, положенные Отцами и Соборами” и попирали канонические права и достоинство поместных церквей, в том числе и Русской, Так в 1920 г. Константинопольский патриархат, возглавляемый местоблюстителем, митрополитом Брусским Дорофеем, выпустил послание “К церквам христианским, во всем мире обретающимся” без предварительной консультации с другими автокефальными Церквами, что было явным нарушением древней традиции братского единомыслия и проявлением сепаратизма. Главная мысль этого документа — возможность взаимного сближения и общения разных христианских Церквей с наличием в них догматических расхождений.

Со вступлением в 1921 г. на Константинопольскую кафедру патриарха Мелетия IV и при его преемниках было допущено много самовольных действий, внесших разногласия между Поместными церквами.

Среди таких деяний, в первую очередь, следует отметить признание в 1922 г. действительности англиканской иерархии и созыв в 1923 г. так называемого “Всеправославного совещания”, на котором были приняты решения “об исправлении Юлианского календаря” (переход на новый стиль) и “о втором браке овдовевших священников и диаконов”[180]. Оба эти акта были проведены без участия большинства древних Православных Восточных церквей.

Начиная с 1922 г. Константинопольская патриархия неоднократно вмешивалась во внутренние дела Русской церкви. Это и определение об обязательном и исключительном подчинении Вселенской патриархии всей православной диаспоры, всего православного расселения, т. е. отдельных лиц, приходов и даже епархий, находящихся вне грани государств, в которых существуют Православные автокефальные церкви[181].

Это и акт о даровании автономии православным епархиям Русской церкви в Финляндии и Эстонии с подчинением их юрисдикции Константинопольского патриархата. В 1924 г. без согласия Русской церкви была дарована автокефалия Православной церкви в Польше[182].

В том же году Вселенская патриархия признала “обновленческий синод” в качестве законного представителя одной из частей Русской церкви. Это решение было принято при участии Советского руководства, стоявшего “на страже” своих международных интересов. После майского 1923 г. меморандума британского правительства, в котором от имени всего цивилизованного мира осуждались гонения на Церковь в СССР, необходимо было от лица влиятельного православного иерарха успокоить мировую общественность и внушить ей, что “обновленчество” есть и будет ядром Русской церкви, и все остальные течение — не что иное, как ересь, что патриарху Тихону для блага Церкви следует отречься от церковного престола и удалиться от дел. Осуществлялся этот “советский” проект следующим образом. По каналам внешней государственной связи обновленческие лидеры официально пригласили Константинопольского патриарха Григория VII посетить Россию самому или направить представительную комиссию. Патриарх решил послать особую миссию.

Вероятнее всего, Григорий VII пошел на выполнение всех требований со стороны руководства СССР в надежде, что подписанный большевиками мир с Турцией облегчит положение православных верующих в мусульманской стране.

Священный Синод Вселенской патриархии утвердил членов миссии для отправки в Россию 5 мая 1924 г. В нее вошли известные иерархи: митрополит Никейский Василий, митрополит Фиатирский Герман, обер-секретарь Вселенского патриарха митрополит Сардский Герман. Обязанности советника Миссии были возложены на протонотария Вселенского трона Христо Папаиоанну. Григорий VII определил, что Миссия должна опираться только на церковные течения, верные правительству СССР.

Патриаршество, по мнению Вселенского патриарха, следовало упразднить хотя бы временно, как значительное препятствие к восстановлению мира и единства в Русской Православной церкви. Эти решения Григория VII строго соответствовали внутреннему государственному замыслу советских властей по укреплению “обновленческой” и ликвидации патриаршей церкви.

Следует отметить, что под церковными кругами, верными правительству СССР, подразумевалось не все “демократическое духовенство”, к 1924 г. имевшее три разветвления, а только “Живая церковь”, которой в государственном политическом плане по расколу Русской Православной церкви отводилось лидирующее место. Работа Миссии в России усилила пошатнувшееся было “церковное обновление”.

Но волнения по поводу церковного раскола в России испытывали и в других Православных поместных церквах, и уже в феврале 1924 г. русские приходы посетила делегация Иерусалимского патриархата во главе с Константином Григориади, секретарем патриарха. Их объективная оценка дала возможность предстоятелям поместных церквей разобраться во внутрицерковной ситуации в России.

«Цель нашего посещения Св. Православных церквей в России следующая: с лишком три года патриархаты Восточных Православных церквей обеспокоены всякого рода сообщениями и доносами об упадке и разделении в России Православной веры и Апостольской церкви.