Мир сцены: Любопытные нравы и обычаи его жителей - [7]

Они, совершая свои ужасные преступления, и не замечают его, а он стоит тут же.

Надо только удивляться, до чего бывают близоруки люди на сцене. Мы всегда думали, что в действительной жизни отличается не особенно хорошим зрением какая-нибудь молодая дама, не замечающая тех людей, которых она не желает видеть, хотя бы они стояли прямо у нее перед глазами, но оказывается, что она видит очень хорошо, если сравнить ее с ее сценическими братьями и сестрами.

Эти несчастные входят в комнаты, где собралось множество людей, и таких людей, которых им очень нужно видеть; они попадают в затруднительное положение именно благодаря тому, что не видят их, а между тем никогда их не замечают. Они разговаривают с каким-нибудь лицом, стоящим на противоположной стороне и не замечают третьего лица, которое стоит как раз между ними. Право, можно подумать, что они носят наглазники.

А потом у них чрезвычайно плохой слух. До чего он плох, — право, на это стоит обратить внимание. Другие очень громко разговаривают и болтают у них за спиной и стоят очень близко к ним, они же не слышат ни единого слова и даже не подозревают, что тут есть и еще кто-нибудь, кроме них. И, таким образом, это продолжается целых полчаса; все, находящиеся «на авансцене» люди успеют уже охрипнуть от крика, кого-нибудь со страшным шумом убьют и опрокинут всю мебель, вот тогда только этим, находящимся «в глубине сцены», людям начинает казаться, что они «слышат какой-то шум».

Комик всегда ссорится со своей женой, если он женат, или же с любовницей, если у него нет жены. Они ссорятся целый божий день. Вот какая неприятная жизнь, подумаете вы, но им, по-видимому, это нравится.

Чем живет комик и как он содержит свою жену (а судя по ее виду, можно заключить, что он дает на ее содержание не особенно много) и семью, это всегда оставалось для нас тайной. Мы уже упоминали о том, что он не богат, и по-видимому, ничего не зарабатывает. Иногда он держит лавку и, судя по тому, как он ведет свои дела, надо думать, что он торгует себе в убыток, потому что он ни с кого не требует денег, — он очень щедрый человек. По-видимому, все его покупатели находятся более или менее в стесненных обстоятельствах, и у него не хватает духу требовать с них деньги за товар, так как они находятся в бедственном положении.

Он плотно набивает им корзину, кладет в нее вдвое больше того, что им нужно было купить, всовывает им назад в руку принесенные ими деньги и утирает слезу.

Что бы какому-нибудь комику завести магазин колониальных товаров по соседству с нами?

Когда окажется, что лавка не приносит дохода (что иногда и случается при таком ведении дела, о котором мы упоминали выше), то жена комика, желая увеличить доход, начинает отдавать внаймы комнаты. Но эта попытка с ее стороны бывает всегда неудачна, потому что дело кончается обыкновенно тем, что она делается квартиранткой, а квартиранты — хозяевами. Герой и героиня, которые, по-видимому, только того и ждали, немедленно приезжают и завладевают всем домом.

Само собою разумеется, что комик и не подумает брать денег только за стол и помещение с того человека, который сшибал его с ног, когда они играли вместе еще мальчиками! А потом разве героиня (а теперь жена героя) не была самой прелестной и самой веселой девушкой из всей деревни Дипдэль? (Надо думать поэтому, что все другие девушки отличались необыкновенно мрачным настроением!) Как же может такой человек, у которого в груди есть сердце, только намекнуть этим людям о том, что они должны платить за квартиру и за стирку белья!

Комика возмущает то, что его жена может думать о таких вещах, а потому герой и героиня живут здесь до окончания пьесы, задаром, и им отпускаются на тех же самых условиях: уголь, мыло, свечи и макассарское масло для ребенка.

Иногда герой делает неопределенные и слабые возражения против такого порядка вещей. Он говорит, что не хочет об этом и слышать, что не будет больше жить у этих честных людей, потому что не хочет быть им в тягость, пойдет сядет на тропинку у большой дороги и умрет с голода. Комику стоит большого труда уломать его, но, наконец, ему удается уговорить этого благородного человека остаться у них и пожить на квартире, которую они, может быть, найдут для себя удобной.

Но когда поутру, после того как накануне мы были свидетелями одной из таких прекрасных сцен, к нам стучится в дверь наша квартирная хозяйка и поднимает скандал из-за сущих пустяков, из-за того, что мы не заплатили за квартиру за каких-нибудь три или четыре недели, и говорит, что она требует, чтобы мы или сейчас же заплатили деньги, или немедленно выезжали, а затем, не спеша, спускается вниз по лестнице в кухню и бранит нас, причем ее голос становится все громче, по мере того, как она сходит по лестнице, — но тут мы начинаем размышлять обо всех этих вещах и становимся печальны.

Комик становится щедрым по примеру всех окружающих его на сцене лиц. На сцене щедры все без исключения. Они целый день только и делают, что раздают направо и налево свои кошельки: на сцене, если хотят дать денег, то никак нельзя дать меньше целого кошелька — это норма. Когда кто-нибудь рассказывает вам о своем горе, то вы вытаскиваете кошелек из кармана, суете его в руку горемыки, крепко пожимаете ему руку, отираете слезу и уходите; себе вы не оставляете ровно ничего; вам даже не с чем доехать домой в омнибусе. Вы идете домой пешком, быстрыми шагами и берете другой кошелек.