Мир приключений, 1986 - [45]

— Спокойней! Не спешите, всех заберем! Спокойней.

Народ прибывал и прибывал… Валька внес по шаткому трапу чемодан. Снял шапку и вытер пот.

— Ну, вы отправляйтесь, а я скоро прибуду.

— Валя, давай с нами, — просила мать. — Такая неразбериха! Страшно мне за тебя. Отстанешь!

— Мама, я не могу. Машина стоит, а на дороге сама видела… Мне еще и Дубинина с архивами забрать надо, Мишку, Юрку и Пашку.

— У него же приказ! — громко сказал Шурик.

Валька сбежал по трапу. Забурлила вода, и паром отчалил от берега. Леля стояла на корме. Полоса воды становилась все шире и шире…

— Валечка, ты поскорей! — донесся тонкий крик Лели.

Паром растворился в темноте.

Глава 42

Гапон сидел на ступеньках и вдумчиво курил. Темнело, несколько минут назад можно было различить через дорогу каждый дом в отдельности, а теперь они слились в одно бесконечное строение.

Темнота — единственное, чего он боялся, когда кругом никого. А все потому, что отец, когда наказывал, ставил его на минуту–другую в темный угол за шкафом.

Шкаф был массивный, наглухо закрывающий угол, и высокий, почти до самого потолка. Свет единственной лампочки почти не проникал сюда, и в углу царила темнота. Чтобы Мишка не улизнул от положенного возмездия, отец всякий раз, поднатужившись, пододвигал шкаф так, что оставались по краям только тонкие, в карандаш, щели возле стен, справа и слева. Эти щели светились как солнечные лучи. И стоять здесь в пугающем одиночестве было невыносимо, и чудилось, что за шкафом течет какая–то особенная, сказочная жизнь. Там звучали голоса, доносились музыка из репродуктора и тоненькое звяканье чайных ложек.

Мишка клялся сам себе, что никогда больше не ослушается родителей, не будет изводить до хрипоты соседскую собаку, гонять кур и стрелять бузиной в прохожих. Но когда его выпускали и приказывали немедленно ужинать и ложиться спать, а потом наступало утро, так не похожее на тягостные в предчувствии расплаты вечера, все начиналось сначала.

Однажды Мишка предложил отцу посидеть с ним хоть секунду в углу, но отец почему–то отказался. Наверное, он не чувствовал за собой никакой вины и сидеть там ему было не положено, — счастливый человек!..

Когда Гапон оставался по ночам один, без дяди Коли, он закрывался с головой одеялом, чувствуя себя как в спасительной скорлупе. Но главное — ни в коем случае не открывать глаза. И можно представить себе солнечный–пресолнечный день или раннее утро на реке, а то даже и Африку, где все ходят голые и черные, как сапоги, и едят бананы. Бананы он представлял себе в виде огромных орехов, а внутри них — парное молоко.

После гибели матери Гапон научился заказывать себе сны. Надо закрыть глаза, думать о чем–нибудь необычайно приятном и представлять себе все, будто наяву. Незаметно засыпаешь. И все само собой продолжается. Как в кино. Но если уж очень стараться, то редко получается. Поэтому и отец с матерью редко снились — уж очень он старался их увидеть. А чаще всего снился ему Робинзон Крузо на необитаемом острове, только Робинзон Крузо — он, Мишка. Он ведь тоже один. На острове тепло, козы, говорящий попугай, а Пятница похож на дядю Колю.

Но стоит только высунуть ночью ногу из–под одеяла — и сразу кажется: сейчас цапнут за пятку и утащат куда–нибудь. Ведь есть, говорят, такая отрубленная волосатая рука, которая может оказаться под кроватью, подползти и вцепиться в горло. Или тот человек, что ходит с перерезанным горлом и держит в руке бритву!.. После двенадцати ночи он шляется где попало. Сказки, конечно, но ночью почему–то в них верится.

…Гапон встрепенулся — на крыльцо вышел дядя Коля с чемоданчиком.

— Ты уже собрался? — торопливо сказал Мишка. — А то Валентин обещался заехать. Я уже сидор с вещами приготовил.

— Езжай сам. — Дядя Коля был сейчас какой–то другой, вроде навеселе.

— А ты?

— Я тебя найду потом. Не бойся. Опять вместе жить будем, щи хлебать, — засмеялся дядя Коля.

— Где там найдешь… — протянул Гапон. — Я и сам не знаю, куда попаду. Может, вместе поедем?

— Отстань. Надоел ты мне, — рассердился дядя Коля. — Если хочешь, жди меня здесь.

— Ладно, — сразу повеселел Мишка. — А ты без меня не уедешь?

— Сказал же.

И дядя Коля, прихрамывая, пошел по улице.

— А это точно? Чемоданчик–то зачем взял?

— Жди, — недовольно отозвался жилец.

Но Гапон, опасаясь, что дядя Коля вдруг передумает, влетел в дом и, схватив сидор, тихонько двинулся следом, прижимаясь к заборам.

Свернув за угол, квартирант оглянулся, бросил за штакетник клюшку и побежал.

Мишка от изумления чуть не сел на свой рюкзак… Затем, опомнившись, бесшумно пустился за своим жильцом, прячась за телеграфные столбы и обшарпанные тумбы.

Улочка вывела их на окраину города… Мало кто знал, что здесь в ничем не примечательном бревенчатом домике находилась молельная старообрядцев.

Дядя Коля тихо постучал в дверь. Ему открыл бородатый дядька и, пожав руку, заговорил шепотком:

— Я выйду, а снаружи замок навешу. Мало ли что. От пришельцев разных. Черный ход изнутри отпирается.

— Ладно. Как они?

— Чувствую, в смятении. Особенно те, которых я тогда у булочной встретил, после пожара в бараке.

— А–а, Хрящ и Мышь.

В большой комнате у стены стоял кованый сундук. Сдвинув его, дядя Коля открыл люк подпола и опустился вниз по лесенке.