Мир приключений, 1983 - [4]

Женя отдала бородатому записку и карандаш.

— Дедушка все отдаст, что у него есть. Но столько денег ему не найти, — грустно сказала она.

Глаза у бородатого сузились. Он вплотную приблизился к Жене и угрожающе засопел:

— Мне дела нет, где он достанет деньги. У него своя жизнь, у меня своя. Я тоже хочу иметь дом, коня и хорошую еду. И пока у меня этого не будет, тебе отсюда не выбраться.

Он сложил записку пополам и отдал белозубому.

— Поезжай. Не трать время. Действуй, как договорились.

Белозубый спрятал записку за пазуху, стегнул себя по сапогу кнутовищем и вышел из пещеры. Женя услышала, как зацокали по камням подковы его лошади. А бородатый придвинул к огню свою кошму и повесил над костром котелок с водой.

Женя почти не спала. Задремала только под утро, но, едва рассвело, уже открыла глаза. Бородатый, все так же не двигаясь, как изваяние сидел у костра, который почти догорел. Теперь, при свете, Женя хорошо рассмотрела его лицо. Оно было худое и сердитое.

Наступил полдень. Белозубый не возвращался. Бородатый несколько раз пил чай и никуда из пещеры не выходил.

Солнце закатилось за гору. В пещеру поползли сумерки. Потянуло сыростью. А белозубый словно под землю провалился. Теперь бородатый уже не сидел на кошме, поджав под себя ноги, а мотался взад-вперед, как заведенный, перед входом в пещеру. Белозубый появился, когда совсем стемнело.

— Порядок. Окно открыто! — сказал он и тяжело плюхнулся на кошму.

— Цха! — с облегчением рыкнул бородатый и торжествующе посмотрел на Женю. — Я говорил, у него есть деньги.

— Наверное, достал. Куда-то бегал, — сказал белозубый.

— Не наше дело. Пиши второе письмо!

На свет снова появилась затрепанная тетрадь и огрызок карандаша. Но теперь, прежде чем начать диктовать, абреки долго и оживленно о чем-то спорили друг с другом на своем, горском, языке. Жене показалось, что они даже несколько раз начинали ссориться. Потом бородатый, очевидно предвкушая удовольствие от подсчета денег, закатил глаза и блаженно улыбнулся.

— Пиши, — сказал он Жене. — «Деньги привези в Сурамское ущелье. Закопай под корнем высохшего карагача, что стоит у ручья на третьей версте. Закопай и уходи. Придешь домой, я буду дома».

Женя не успевала писать. Бородатый последнюю фразу повторил два раза. И кажется, остался очень доволен собой. Потом они снова пили чай, ели мясо, почти насильно кормили Женю. Теперь они уже не были такими злыми, как накануне. Ночь прошла спокойно. Женя даже немного соснула. Но утром следующего дня абреки замотали Женю, несмотря на все ее мольбы, в кошму, крепко завязали веревкой и отнесли в глубь пещеры. А сами сели на лошадей и куда-то ускакали. Женя попробовала освободиться. Но очень скоро поняла, что ей, как бы она ни старалась, не удастся вытащить даже руки, и заплакала от беспомощности и бессилья.

Глава 4

Ашот быстро освоился в обозе и к концу дня знал уже многих бойцов. Большинство из них были тяжело раненные. Они лежали в повозках и на телегах почти без движений. За ними ухаживали повозочные и санитары. В эту работу незаметно включился и Ашот. Кому-то надо было принести воды, над кем-то поправить тент, чтобы не жгло горячее южное солнце, с кого-то просили согнать надоедливых мух и слепней. Раза два в обоз наведывался командир эскадрона Пашков.

— Потерпите, хлопцы, самую малость. Наведут саперы мост через ущелье, и мы вас быстренько всех в лазарет доставим, — успокаивал он раненых.

Бойцы понимали, что мост навести не так-то просто, и терпели. И лишь когда терпеть становилось невмочь, тихо постанывали. В такие моменты возле них и появлялся Ашот.

— Говори, что надо? — спрашивал он.

Его о чем-нибудь просили. Он с готовностью бежал куда посылали, кого-то звал, что-то приносил.

На следующий день сразу после обеда обоз двинулся в тыл. Ашот ехал вместе со всеми. Он сидел рядом с повозочным и смотрел на темную тучу, нависшую над перевалом. Повозочный, пожилой боец с ввалившимися щеками и прокуренными усами, мешая русские и украинские слова, назидательно говорил:

— Я так кажу, хлопче, нечего тебе в нами по шляхам болтаться. Отдадим мы тебя в дитячий дом, и будешь там жить как следует.

— Зачем он мне нужен? Что я, маленький? — усмехнулся Ашот.

— А то ни?

— Я уже работать могу.

— Рано тебе, хлопче, работать. Учиться тебе трэба.

— Вот и учи меня.

— Я? Чему же я тебя выучу? — удивился повозочный.

— Стрелять, прежде всего. Я мстить хочу. За себя. За свое село. Казакам! Белым! Лавочникам! Всем богатеям!

— Дело хорошее — отплатить, — согласился повозочный. — Да только приказу, хлопче, не было.

— Какого приказа? — не понял Ашот.

— А такого, чтоб патроны на тебя выделяли. И потом, хлопче, не моя это задумка насчет дитячего дому. Товарищ Киров так приказал. А это считай — закон.

— Какой такой Киров?

— Товарищ Киров, хлопче, надо думать, самый верный помощник товарища Ленина.

— А кто такой Ленин?

— И про товарища Ленина не знаешь? — еще больше удивился повозочный и даже в упор посмотрел на Ашота. — Якись же ты темный хлопец. Да товарищ Ленин это же сама наша Советская власть. Наипервейший наш заступник. А ты спрашиваешь, кто такой!

В повозке ехали еще двое раненых. Один, у которого вся голова и лицо были забинтованы, почти все время спал и разговора этого не слышал. Другой, с перевязанным плечом, с веселыми карими, как у цыгана, глазами, по имени Серега, взял Ашота под свою защиту.