— Сорока, я алмаз в той глыбе нашел.
— Тю! — удивился экскаваторщик. — Добрый?
— Вот! — И Сашка достал камень из кармашка рубахи.
В прозрачности алмаза смешался голубой лунный свет и золотистый свет прожекторов, и от этого он показался Попону крупнее и прекраснее. Однако Сорока был иного мнении об алмазе:
— Фитюлька. Я думал, ты добрый камень нашел.
— Чудак ты…
Присмотревшись к алмазу повнимательней, Сорока изрек:
— Це каменюка тильки на цацки сгодится.
— Ювелирный, говоришь?
— То тебе Ашот Микаэлянович скажет. Он твою каменюку по косточкам разберет. Сейчас к нему пойдешь?
— Вот еще!
— А чо?
— Ездку пропускать? Что я, чокнутый? И так заболтался. Кончу смену и пойду.
— Тоже правда. Ты сегодня впритирочку с планом идешь, передовик. А дружок твой, Трошка, на ездку больше сделал.
— А ты не болтай, Сорока. Ты говори, а в кузов наваливай.
За остаток ночи у Сашки аж рубашка от пота к спине прилипла, но Лазарева он на две ездки обскакал. Оставив у ветрового стекла полтинник, который задолжал сменщику, Попов не стал его дожидаться и мыть машину, рассудив, что, сдавая алмаз, он тоже делает дело, поэтому сменщик пусть вымоет «МАЗ» сам. Не развалится, не перетрудится. Не будет же Попов тратить личное время на сдачу находки.
Умытый, аккуратно причесанный и свежевыбритый, Ашот Микаэлянович встретил Сашку бодрым вопросом:
— Как дела, гвардия?
— Вот… — сказал Попов и выложил на стол алмаз.
Тут же, точно забыв о присутствии Сашки, Ашот Микаэлянович достал из стола кусочек черного бархата и лупу, сел, поддернул рукава сорочки, насколько позволяли запонки, и углубился в осмотр находки. Был он человеком восторженным и темпераментным и, разглядывая алмаз, ерзал на стуле, кряхтел и постанывал от удовольствия.
— Отличный экземпляр! — отложив лупу, воскликнул он. — Где нашел?
Попов рассказал.
— Очень хорошо говоришь, Попов! Это прекрасно, когда ты сказал, что увидел пустоту! Удивительно хорошо! Ты — поэт!
— Сколько же стоит этот камушек на цацки?
— На «цацки»! — рассмеялся Ашот Микаэлянович. — Да, на цацки. Ювелирный алмаз. Аристократ. В нем… — Ашот Микаэлянович отошел к аналитическим весам, стоявшим под стеклянным колпаком. — В нем… двенадцать и семьдесят три сотых карата…
Сумма, которую назвал Ашот Микаэлянович, поневоле заставила Сашку округлить глаза. В воображении построились перед Сашкой машины «Волга» и моторки…
— Что так смотришь, Попов? Это же почти готовый брильянт! При огранке потеряется совсем немного. Это не очень крупный камень. Есть раз в пятнадцать — двадцать больше. Но те — уникальные. Уникальные камни уже и в семь — восемь раз крупнее — «Шах», например. Но с каждым таким старым алмазом связаны удивительные и кровавые истории.
— И с «Шахом» тоже?
Ашот Микаэлянович стал серьезным, даже мрачным:
— Это, пожалуй, самая трагичная история. Им расплатились за жизнь автора бессмертной комедии «Горе от ума».
— Грибоедова?
— Да, Александра Сергеевича Грибоедова. Ведь он был не только писателем, но и крупным дипломатом. Его убили религиозные фанатики в Тегеране. И вот в 1829 году, после убийства Грибоедова, персидский принц Хосрев Мирза отправил алмаз Николаю I. Цена алмаза, по мнению тогдашних правителей Персии, окупала смерть Грибоедова. Русский царь признал инцидент исчерпанным…
— Велик ли «Шах»? — спросил Попов и тут же добавил: — За смерть Грибоедова расплатиться алмазом…
— Велик ли… Не особо — восемьдесят восемь и семь десятых карата… Он не больше двух фаланг твоего мизинца.
— А самый большой алмаз?
— Алмаз? «Куллинан». Его нашли в 1905 году на руднике «Премьер», в Южной Африке. Весил он три тысячи сто шесть каратов. При обработке его раскололи по направлению трещин, и получилось несколько брильянтов. Самый крупный — «Звезда Африки» — огранен в форме капли и весит пятьсот тридцать и две десятых карата.
— Сколько же он стоит? — тихо спросил Сашка.
— Практически, не имеет цены. Впрочем, так же, как и «Шах». Он один из самых редких еще и потому, что на его гранях выгравированы надписи. Сделать это чрезвычайно трудно. В мире известны лишь несколько камней с гравировкой…
— Не имеет цены…
— Да разве можем мы расстаться с «Шахом»? Это наша история, наша боль и кровь… Ты, Попов, можешь дать название своему камню.
— Своему?
— Конечно. Ведь будет записано, кто и когда его нашел. И кто дал имя. Как же ты его назовешь? — Ашот Микаэлянович был очень серьезен, торжествен даже.
— Не знаю, — сказал Сашка. Ему не давало покоя видение ряда «Волг» и моторок, словно спроецированных на найденный им алмаз, что лежал на столе.
— В отличие от золота, — раздумчиво рассуждал Ашот Микаэлянович, — алмазы никогда не потеряют цены. Ведь они нужны человеку не только как украшение. Обрабатывать металлы будут всегда, и чем дальше, тем сталь станет прочнее. Бурить мы будем всегда, и чем глубже, тем сложнее пойдет дело. Без алмаза — никуда.
— Пусть он называется «Солдат».
— Неплохо! — воскликнул Ашот Микаэлянович. — Просто хорошо! «Солдат»! Будет по-твоему. Так и в газете напишем.
— Не надо в газете… — Сашка головой помотал.
— Скромность украшает человека. Но и умолчать нельзя. — Ну, букву поставьте… П.
